"Тамара Ветрова. Город, которому ничто не грозит" - читать интересную книгу автора

хотят; туман окончательно лег на город, и люди, во избежание угрозы
исчезнуть навсегда, заблудившись в лабиринтах улиц, вовсе перестали без
действительной нужды покидать свои жилища; именно в ту пору привычка к
одиночеству стала казаться естественной, а страсть к общению-едва ли не
признаком дурного тона.
Итак, рукопожатие и затем небрежное приветствие своему собственному
отражению в зеркале... А утро уже вовсю брезжит! Правда, мгла еще плотной
завесой висит за окном, еще не рассеялось ощущение вязкой сырости в
комнате, - и все же утро брезжит, неумолимо пробивает туман, подобный
облаку, киселю или студню... Вот сейчас первые стрелы дня проникнут в
приоткрытую форточку, вот он, этот луч, тусклый, что не такой уж слабый!
В городе имелось несколько освещенных улиц. То были главные улицы, и
потому освещались круглосуточно. Расплывчатый свет фонарей так
трогательно, подрагивая в волнах тумана, изливал на горожан свою
благодать, что вот уже несколько поколений поэтов воспевали в своих стихах
эти немногие освещенные улицы.
Фонари, однако, хотя и горели круглосуточно, но горели не все, а лишь
через один или через два. И все же справедливости ради следует добавить,
что на главных улицах не заблудился практически ни один человек, по
крайней мере, ни разу это не закончилось трагически, то есть исчезновением.
Главные улицы (их было пять) вели на Башенную площадь. В самом ее центре,
освещаемый специальным прожектором, помещался фундамент будущей башни, в
честь которой заранее и назвали площадь.
Туда и направлялись, едва раскланявшись поутру сами с собой, граждане
города. Именно граждане. Жителями они были до тех пор, пока, уединившись в
промозглых квартирах, в силу собственного разумения вели отсчет дням своей
жизни. Но, стекаясь мутными ручейками на Башенную площадь, они из жителей
города превращались в граждан - в людей с развитым чувством гражданского
долга, высокой ответственности, в смельчаков, бросивших дерзновенный вызов
стихии, в тех, что являют собой образцы трудовой доблести, - и тогда их,
только что унылых и озябших, было просто не узнать!
Газеты писали, что глаза славных строителей, прищурившись, видят за толщей
тумана то, чего не видят обыкновенные жители - они видят перспективу. Да
еще какую! Без всякого тумана. Без этой проклятой необходимости жечь
фонари день и ночь. Представляете? Будущее без насморка и ревматизма - вот
что они видят!
Правда, так считали газетчики. Мнение самих строителей было никому не
известно, никто из них не отличался особой разговорчивостью. Зато у них
'-были кирпичи.
После, когда прошло довольно много лет, Казимир Иванович тоже научился
добывать кирпичи. И раздобыл их не так уж мало: восемь штук, почти
десяток! А в детстве он прямо-таки неправдоподобно волновался, когда видел
человека, тащившего в сетке пару кирпичей на Башенную площадь. Это
казалось не меньшим чудом, чем, скажем, праздничная иллюминация.
Повзрослев, Казимир Иванович понял, почему газетчики твердили о
дерзновенности мечты, влекущей граждан на Башенную площадь. Время от
времени отцы города - старцы с выпученными от непрестанного тумана глазами
- вручали строителям скользкие, как все металлические предметы в их
климате, ордена. Ордена цепляли прямо на рабочие блузы, и строители, никак
не обнаружив своей радости, исчезали в тумане. Вероятно, чтобы раздобыть