"Феликс Ветров. Старая проза (1969-1991 гг.) " - читать интересную книгу автора

Байдаров вдруг вскочил с табуретки, прижал ее к себе, крепко, отчаянно - она
оттолкнула его.
Байдаров сразу отпустил ее, она твердым шагом отошла к зеркалу,
поправила прическу, посмотрела на него из зеркала и усмехнулась: не суди,
мол, уж как есть - так есть.
Говорить было ни к чему. Чувствовал - он ее задерживал. Она - ждала.
Ждала - не его. Он нахмурился, окинул взглядом комнатку и пошел к выходу.
Она накинула белый пуховый платок, вышла за ним, они молча постояли минуту.
- Ладно, иди, а то простынешь. - Байдаров надвинул шапку на самые глаза
и быстро сбежал по лестнице.
Он не помнил, где шатался, как пришел в общежитие, обмел веничком унты
и, хоть было еще рано, забрался с головой под одеяло. Жить дальше... Ну да.
Конечно. Нужно было жить.
Приходить в девять ноль-ноль, здороваться, натягивать наушники,
регулировать тестер, снимать дымящимся паяльником капли олова с болванки,
собирать схемы, обедать в столовке, вполуха слушать чужие разговоры, ругать
или хвалить поварих, макать в горчицу недосоленные ромштексы, смотреть на
женщин, забивать "козла", когда станет совсем невмоготу. Читать книжки.
Пить.
Надо было подаваться отсюда.
Слишком многие знали от него самого, как сильно он счастлив, как
здорово у него все и какая отличная у него Наталья...
Куда уедет, где пристанет - понятия не имел. Север велик. Арктика
необъятна. Везде бегут невидимые радиоволны. Руки его везде сгодятся.
Был последний восход перед полярной ночью.
Второй день радиостанции прерывали на полуслове свои передачи, чтобы
сообщить после тревожной паузы о продвижении циклона, неотвратимо
приближавшегося с севера. Люди, давно привыкшие к его набегам с заносами,
трехметровыми сугробами, порванными проводами и закрытыми школами, кивали,
как старой знакомой, белесой, массивной туче, в глубинах которой прятался
буран. Она не торопясь выплывала из-за моря, покрытого льдом, и уже дохнула
на город холодным ветром, когда самолет, тяжело завывая, вылетел из-за крыш
и круто ушел вверх.
Дрогнул в развороте и окунулся в солнце, уже невидимое с земли.
Последние лучи окрасили самолет в бронзу, сверкнули дюралем по кромкам
плоскостей, лыжам, пропеллерам. Самолет, летевший навстречу циклону,
качнулся я исчез в туче.
Он шел на выручку гидрографам, затерявшимся во льдах. Больше его никто
не видел.
В радиоцентре толпилось необычно много народу. Летчики стояли угрюмые,
насупившиеся. Их подбадривал кто как мог, но слова были обесценены общим
горем. Радисты до боли всматривались в узкий сектор шкалы, на котором должен
был ответить "борт 2315". А он молчал, и все знали, что означает это
пятидневное молчание.
Оператор переключал радиостанцию, и его голос входил в пористую крышку
микрофона, пробегал по тысячам проводов, умножался, превращался в импульс,
взбирался на сетку передающей антенны и несся над снегами, зимовками,
касался других антенн и звучал из приемников ледоколов, из раций вездеходов,
со скрежетом ползущих в ночи, из наушников сотен бортрадистов, но не
достигал тех, кому предназначался. "ИЛ-14", "борт 2315" не отвечал.