"Артем Веселый. Седая песня" - читать интересную книгу автора

- Не дашь? - задрожали губы есаула. - Не дашь? Становись... К
стенке.. - Клацнул курок.
А Афонька изогнулся и железной занозой, что дверь подпирают, есаула по
черепу - р-р-р-аз! Мать на крылечке руками всплеснула.
- Сын-о-к! Головушка твоя горькая...
- Молчи, мать. Где седло?
- Ой, горюшко!
Не видела старуха затуманенными глазами, как Хан вынес Афоньку за
ворота.
Вторые сутки скачет Афонька, остановиться не может. Мотается от станицы
к станице, от хутора к хутору, не находит след 2-го революционного. Где же
тут найти? Степь под метелью стонет. Снега летят - свету не видно. Грудью
режет Хан метелицу, мелькает над оврагами. Наудалую! И вынесла удалая.
Носился в степях партизанский отряд, жег экономии, крушил офицерские
полки. Пробивался отряд к Дону, к Миронову. А Афонька больше смерти боялся
последней минуты расставания с Ханом...
Помчались дни, простреленные, продырявленные. Падали ночи,
исполосованные клинками. Шатаясь, брели окровавленные рассветы, как обозы с
недостреленными и недорубленными.
Занимались над степью пожарища. Метались дикие кони, - звезды брызгали
из-под копыт. И в каждый бой Афонька летел впереди, пьяный своим счастьем,
своей двадцатой весной. Забыл Афонька отцовский завет, забыл про Гришку. В
отряде Хан был как золотой в кисете бобыля.
К весне прорубились партизаны к Афонькиной станице. Станица ощерилась
штыками, злобно заскрежетала пулеметами. И пулеметы на белых снегах, на
степном раздолье подписали смертный приговор Хану.
Какими словами сказать об этом? Какими песнями?
Журавлиной - так она высоко в небе и до сердца не достанет. Волчья - за
горло берет! А лебединой еще никто не слышал.
Отвалился Афонька от холодеющего коня, поднялся, глухой ко всему, с
пустыми, отцветшими глазами. Шагнул - зацепился за ноги Хана. И показалось
Афоньке, что Хан не пускает его. И, собрав всю свою силу, сжавшись в кулак,
шагнул еще раз, другой, третий.

* * *

Много было боев потом, много было коней, но ни один, ни один не
подходил под рост Афоньке. Он часто пропадал теперь по целым суткам.
Возвращался так же неожиданно, раздавал отбитых где-то жеребцов и снова
исчезал.
- Как гость в отряде, - говорили у костров.
Думали, крякали, качали головами.
К схватке с атаманцами готовились долго и осторожно. Столкнулись в
Дубовой Балке и дрались жестоко. После боя тут же построились для
переклички,, Командир с побуревшей тряпкой на руке выкрикивал бойцов. И
часто молчание отвечало ему. Шеренга конников хмуро темнела. Дымящиеся кони
обрастали инеем, как богатым, серебряным убором.
- Афанасий Каргин, - крикнул командир, сурово оглядывая шеренгу.
Афонька качнулся в седле. Был он бескровен и слаб. Папаху он потерял в
бою, и правое плечо его было глубоко разрублено вкось. Афонька захрипел и не