"Максим Веселов. Гоголиада " - читать интересную книгу автора

струну, по-чеховски заламывая пальцы. Взгляд стал надменным, а речь спокойна
и холодна. "Догадалась", - подумал граф и был прав.
- Ну, что же вы так робеете, право, как юнош незрелый, Граф? Вы -
единственный, кто мне дорог из всей этой писательской когорты - собратии. У
вас я пример нашла и для жизненного подражания, да и вам я обязана двумя
изданными моими книгами...
Ну же. Просите!
Отступать было некуда. Позади графа оставался балкон с парапетом над
бездной. Эх, пропадать так... Граф сделал голос особенно вежливым, отчего
тот получился мармеладно липким.
- Вот о книгах и просьба моя...
Вдруг его перебили истошные вопли внизу, у последнего, не отъехавшего
экипажа.
Орали вежливым шепотом. Хотели графа.
Граф сконфузился, как поскользнулся. Опрокинул на парапет перил свое
грузноватое тельце, поискал глазами кричавших и заорал:
- Сейчас, сейчас же! Дайте нам секунду посекретничать!
Отвернулся от ожидающих и пробормотал, даже не заметив, что говорит
вслух:
- Не таков же я старик, что бы мне неочем было с молоденькою дамою
пошу-шу!.. - спохватился и к Гоголиаде, - Вот, право, нехристи торопливые,
сбили-таки старика.
На улице не унимались, слышалось и недовольное бурчание кучера. Граф
вновь перевалился через парапет:
- Золотой плачу, пусть ждет, плачу золотой!- и снова к Гоголиаде, - О
чем бишь я, голубонька вы моя? (в поисках мысли залюбовался ее лицом) Ох,
если бы все наши беллетристки были этакой красы обворожительной, я бы-то, ей
богу бы, помолодел!
А так - вы меня не приголубите, даже не глядите, а остальной мне свет
скушен.
Тут граф просиял от возникшего в его угоревшем за вечер от выпитого
мозгу каламбура. Он приосанился и протрубил то ли ожидавшим его гулякам, то
ли еще черт знает каким теням, наполнявшим дом:
- Скучно мне с вами, господа!!!
Гоголиаду каламбур покоробил. Стало как-то... стыдно, что ли. Так
бывает, когда пьяный родственник начинает изливать душу первому встречному.
Гоголиада приняла совсем уж учительский вид и, одновременно строго и устало
скомандовала подсказку:
- Просьба ваша...
Граф благодарно заморгал. Потом закудахтал:
- Ах, старый черт те что, просьба же! Голубонька вы моя! Вся столица уж
слухом изошла, а вы все молчок? Гремит слухами столица-то, что вы... э...
книжицу новую написали, издать вот-вот задумали...
Ответ был короток и холоден, даже молитвенно монотонен:
- Господь с вами, ваша милость!
Скрутило графа, завернуло и вывернуло. Он обполз, обтек Гоголиаду и,
уже с другого плеча, зашел на новый виток:
- Ох, ох! Скрываете! Ох, как горько вы меня, писаку старого
разобижаете...
Пошутили, признайтеся! Скромничаете. Но, уж коль сами меня за друга