"Максим Веселов. Гоголиада " - читать интересную книгу автораструну, по-чеховски заламывая пальцы. Взгляд стал надменным, а речь спокойна
и холодна. "Догадалась", - подумал граф и был прав. - Ну, что же вы так робеете, право, как юнош незрелый, Граф? Вы - единственный, кто мне дорог из всей этой писательской когорты - собратии. У вас я пример нашла и для жизненного подражания, да и вам я обязана двумя изданными моими книгами... Ну же. Просите! Отступать было некуда. Позади графа оставался балкон с парапетом над бездной. Эх, пропадать так... Граф сделал голос особенно вежливым, отчего тот получился мармеладно липким. - Вот о книгах и просьба моя... Вдруг его перебили истошные вопли внизу, у последнего, не отъехавшего экипажа. Орали вежливым шепотом. Хотели графа. Граф сконфузился, как поскользнулся. Опрокинул на парапет перил свое грузноватое тельце, поискал глазами кричавших и заорал: - Сейчас, сейчас же! Дайте нам секунду посекретничать! Отвернулся от ожидающих и пробормотал, даже не заметив, что говорит вслух: - Не таков же я старик, что бы мне неочем было с молоденькою дамою пошу-шу!.. - спохватился и к Гоголиаде, - Вот, право, нехристи торопливые, сбили-таки старика. На улице не унимались, слышалось и недовольное бурчание кучера. Граф вновь перевалился через парапет: - Золотой плачу, пусть ждет, плачу золотой!- и снова к Гоголиаде, - О если бы все наши беллетристки были этакой красы обворожительной, я бы-то, ей богу бы, помолодел! А так - вы меня не приголубите, даже не глядите, а остальной мне свет скушен. Тут граф просиял от возникшего в его угоревшем за вечер от выпитого мозгу каламбура. Он приосанился и протрубил то ли ожидавшим его гулякам, то ли еще черт знает каким теням, наполнявшим дом: - Скучно мне с вами, господа!!! Гоголиаду каламбур покоробил. Стало как-то... стыдно, что ли. Так бывает, когда пьяный родственник начинает изливать душу первому встречному. Гоголиада приняла совсем уж учительский вид и, одновременно строго и устало скомандовала подсказку: - Просьба ваша... Граф благодарно заморгал. Потом закудахтал: - Ах, старый черт те что, просьба же! Голубонька вы моя! Вся столица уж слухом изошла, а вы все молчок? Гремит слухами столица-то, что вы... э... книжицу новую написали, издать вот-вот задумали... Ответ был короток и холоден, даже молитвенно монотонен: - Господь с вами, ваша милость! Скрутило графа, завернуло и вывернуло. Он обполз, обтек Гоголиаду и, уже с другого плеча, зашел на новый виток: - Ох, ох! Скрываете! Ох, как горько вы меня, писаку старого разобижаете... Пошутили, признайтеся! Скромничаете. Но, уж коль сами меня за друга |
|
|