"Петр Петрович Вершигора. Люди с чистой совестью (про войну)" - читать интересную книгу автора

слезы ответила шестнадцатилетняя девушка.
И тогда я послал радиограмму командованию. Смею заверить, что
составлена она была отнюдь не в дипломатических выражениях.
Через три часа более тридцати бомбардировщиков сбросили свой груз
на станцию. Все окружающее было сметено с лица земли. Мы с радисткой
находились в трех километрах от станции, но от взрывной волны рация
перестала работать. Мои соседи по разведке через день донесли
результаты: движение по железной дороге приостановлено на несколько
дней. За день расчистки со станции было убрано свыше полутора тысяч
трупов немецких солдат. Четыре состава с боеприпасами взлетели на
воздух, сметая с лица земли все окружающее.
На третий день я получил выговор за грубость от своего
непосредственного начальства, а на пятый - поздравительную радиограмму
за подписью Рокоссовского. За удачную операцию командующий фронтом
награждал меня орденом Красного Знамени. Так и было сказано: "За
настойчивость и упорство в достижении цели..."
Начиная с этого момента, я понемногу стал влезать в диверсии и
браться за рискованные дела, хотя это и запрещалось разведчикам.
Воевать в партизанах нужно с шиком, а главное - весело и беззаботно. С
тупым, унылым взглядом и заунывным голосом я себе не представляю
партизана. Без удали в глазах можно идти на такие дела только по
принуждению. В партизаны же шли добровольцы, романтики, были и
случайные люди, но первые брали над ними верх и прививали им свой
стиль.


8

В то время в Брянские леса через заградительные оккупационные
отряды, состоявшие из нескольких венгерских полков, ломился из степей
Украины человек, о котором уже ходила слава в партизанских краях. Одни
говорили, что это цыган, колесивший по немецким тылам, другие - что
это полковник, у которого все рядовые не ниже старшего лейтенанта, что
он имеет танки, самолеты. Но кто бы он ни был, немцы боялись его как
огня, а народ рассказывал о нем легенды. Одним словом, молва несла
весть о человеке, который соответствовал моему идеалу партизана.
Как только он появился вблизи Брянских лесов, я посадил свою
радистку на облучок орловской одноконной повозки и покатил к нему.
Дорога была длинная, около девяноста километров, дуга все время
сваливалась, рассупонивался хомут, и мы никак не могли с ними
справиться. Я очень обрадовался, увидев пароконные украинские телеги с
люшнями... Это было в сосновом лесу возле Старой Гуты, невдалеке от
Хутора Михайловского, где расположился лагерем Ковпак.
Лагерь действительно напоминал чем-то цыганский табор. По всему
чувствовалось, что люди не собираются обживать эти леса. Группками
стояли повозки с люшнями, странно выглядевшие среди орловских лесов. К
люшням были прикреплены мадьярские, немецкие, румынские палатки. На
всех перекрестках стояли станковые пулеметы и минометы самых различных
систем и армий; часовые на заставах курили ароматный табак или сигары,
презрительно поплевывая через губу и снисходительно поглядывая на