"Петр Петрович Вершигора. Люди с чистой совестью (про войну)" - читать интересную книгу автора

делает сам. От тебя требуется одно: чтобы кальсоны остались чистыми.
Не надо ничего дергать. Все парашют сам делает...
Теоретическая часть лекции на этом была закончена. Но зато Юсупов
подымался с каждым из нас в воздух, при тренировке внимательно
оглядывал каждый строп и никому ничего не передоверял. Использованные
парашюты укладывал всегда сам. Позже я узнал, что именно от укладки
парашюта зависит: раскроется он в воздухе при прыжке или нет. В боевые
полеты через фронт Юсупов летал тоже сам.
Бывали случаи, что люди долетят до цели и потом не могут найти в
себе силы для того, чтобы оторваться от самолета. Это чувство страха
все парашютисты знают. Страшно прыгнуть сразу в холодную воду, но еще
страшнее отделяться от самолета. Раньше случалось, что разведчиков
привозили обратно. Они судорожно вцеплялись в самолет и никак не
хотели прыгать. В таких случаях Юсупов, сопровождавший нас, добродушно
брал человека за шиворот и пинком в заднее место вышвыривал за борт.
Парашют был действительно автоматический и безотказный. Мы потом его
называли "собачьим". Он веревкой с крюком на конце соединен с
самолетом, и перед вылетом тебя цепляют за этот крюк, и ты ходишь, как
собачка, на веревке вокруг громадной машины, ожидая команды на взлет.
В "несчастливое" число, 13 июня 1942 года, я попрощался на
аэродроме с женой. Фронта я так и не заметил. Стреляли зенитки, но
самолет шел высоко.
Не прошло и двух часов, как парашют плавно спустил меня и радистку
на правом берегу Десны. Поджав ноги, точно по инструкции, и
свернувшись по инструкции на левый бок, подняв стропы и погасив
парашют, я спустился на Малую землю. В то время эта Малая земля
занимала пространство в сто тридцать километров в длину и километров
семьдесят в ширину. Эта площадь, по территории в четыре раза большая,
чем герцогство Люксембургское, была занята партизанами. Опираясь на
партизанскую базу, я должен был по заданию командования развернуть
разведывательную работу в тылу противника. Как это делать, я не знал.
Правда, на протяжении десяти дней мы проходили "школу", где
преподавался один и тот же предмет в разных вариантах. В общем мы
представляли себе так: человеку, выброшенному в тыл, нужно всего
бояться, - бояться, как бы его кто не увидел из мирных жителей;
бояться какой-то пресловутой полиции, которую мы себе представляли в
виде дореволюционного полицейского с кокардой, с саблей, с
"смит-вессоном" и с большими усами; надо бояться... словом, всего надо
бояться. Но за плечами у меня уже был год войны... Удачно
приземлившись и проделав все манипуляции с парашютом и грузом,
выброшенным вслед за мной, я, сидя на пеньке, переводил дух и думал, с
чего начинать новое бытие.
- Ну, как приземлились, благополучно? - раздался позади голос. Ко
мне подошли девушка и парень и сказали, что они вышли меня встречать.
Инструкция гласила, что мне надо их опасаться, но при всем желании
свято соблюдать инструкцию у меня не было никакого настроения
выполнять ее. Мы перекинулись несколькими фразами, чтобы выяснить
друг у друга, кто мы, и что мы, после чего они повели меня - это было
уже часу во втором ночи - представлять командованию объединенных
партизанских отрядов. Объединение оказалось солидным. Это было нечто