"Лев Вершинин. Приговоренные к власти (Роман-хроника)" - читать интересную книгу автора

Всеведущему?
Нет, конечно же, нет; лишь презрения достоин раб, хвалящийся заслугами
перед господином, коему обязан вечной нехвастливой преданностью, и он,
Пердикка, тень от тени Царя Царей и прах у ног его, не смеет и помыслить о
подобном.
Хотя заслуги велики и неоспоримы!
Пусть у державы ныне - два царя, но оба они - в лагере Верховного
Правителя, под неусыпной охраной "серебряных щитов", пешей этерии
Божественного, до последней капли крови и последнего вздоха преданных памяти
ушедшего Бога, его сыну-наследнику и благородному Пердикке, ревностному
продолжателю его дел.
Пусть играет в куклы, забавляется мячиком и объедается бахарскими
тянучками косноязычный и жалкий Арридей-Филипп, пусть жена его, бешеная
Эвридика, мечтающая о власти и потому радостно вышедшая за дурачка,
негодного ни в жизни, ни в постели, шипит и злобствует, хуля втихомолку
Верховного, но им суждено оставаться в тени, а после - сгинуть, ибо
наследник обеих диадем - младенец Александр, сын Александра, и никто, кроме
него...
Пусть до времени тешат себя миражами македонские волки; есть управа и
на них, а имя этой управе - всемогущее время. Мальчик растет, а ветераны
стареют, и молодые персидские азаты, отважные и полные сил, уже теперь
сотнями стекаются в Вавилон, мечтая записаться в войско благородного
вази-авазира и спасалара Фардаха, опекуна шахиншаха Искандара, второго
властителя Арьян-Ваэджа этого имени...
Десять лет, всего только десять лет - и никто уже не посмеет скалить
зубы на тройную тиару.
Но эти десять лет необходимо выстоять.
Одному - против всех.
Сегодня, глядя в глаза стратегов, Пердикка видит одну лишь ненависть, и
ничего, кроме нее. Поскольку, уступая многое, никогда не поступается
главным. Он дал псам хлебные кормушки. Но он не давал им права уклоняться от
уплаты налогов в царскую казну. И плевать, что они полагали себя автономными
царьками. У любой автономии есть границы, и лежат они там, где начинаются
интересы державы. Неуплата налогов означает отделение; отделение равнозначно
государственной измене. И обнаглевшие лишились своих сатрапий, а посмевшие
бунтовать были передавлены, как вши, невзирая на авторитет в войсках и былые
заслуги. Жаль, что поторопились с бунтом самые слабые из ненавистников!
Такие, как одноглазый лис Антигон, сатрап Великой Фригии, ведут себя с
подчеркнутой лояльностью, до медяка выплачивают налоги и возносят в храмах
молитвы во здравие Верховного... Однако люди Эвмена доносят, что тем же
Антигоном навербовано и обучено войско, едва ли не превосходящее армию
самого Пердикки, и ни у кого иного, а именно у Антигона нашли приют иные из
разбитых мятежных сатрапов. Выдать же преступников Одноглазый не
соглашается, поскольку-де они припали к алтарям, моля об убежище, а он,
Антигон, человек богобоязненный и страшится гнева беспощадных Олимпийцев...
Ненавидят? Пусть так! Лишь бы боялись.
И они боятся.
Когда Пердикка вновь ввел при дворе проскинезу, никто не посмел
возразить; любо-дорого было видеть, как ползли они все, и Антигон в том
числе, на животах, по очереди целуя крохотную туфельку Царя Царей и