"Олег Верещагин. Шпоры на кроссовках" - читать интересную книгу автора

- Ду бист юде![5]. Пух-пух!
Мотоциклист заржал, двинул товарища по спине, и тот отвесил Кольке
пинок в бедро - не сильный, но обидный. Кулаки у мальчишки сжались - против
воли, и желтоволосый протянул:
- Йооо! Партизан!
Равнодушие в его глазах сменилось - почти мгновенно - злостью. Раньше
такое Колька несколько раз видел у пьяных, но немец не был пьян от водки.
Ему нравилось чувствовать себя ХОЗЯИНОМ над русским мальчишкой, и его
автомат покачнулся, уже по-настоящему целясь в грудь Кольке...
Конвоир что-то сказал по-немецки. Желтоволосый огрызнулся, но оружие
опустил и посторонился, стукнул кулаком в дверь. Изнутри что-то крикнули, и
словак толкнул Кольку вперед...
Первое, что бросилось Кольке в глаза - портрет Гитлера рядом со
свернутым фашистским знаменем. Около окна сидел на столе молодой офицер - в
рубашке, перечеркнутой подтяжками, серый китель с непонятными знаками
различия висел на спинке стула, там же примостилась высокая фуражка и
автомат. Офицер, не обращая внимания на Кольку, остановившемуся возле
закрывшейся двери, увлеченно потрошил посылку и что-то насвистывал.
По-прежнему не глядя на мальчишку, который еле стоял на ногах от дурноты,
немец спросил на чистом русском языке:
- Хочешь шоколад? Настоящий, швейцарский... Смешно: я его раньше очень
любил, и мама почему-то до сих пор убеждена, что я от него без ума. Для
наших родителей мы всегда маленькие...
Кольке даже показалось, что немец разговаривает не с ним, и он
огляделся. Но офицер выпрямился, взглянул на Кольку и кивнул:
- Гауптштурмфюрер Оскар Виттерман. По-вашему капитан СС... Так будешь
шоколад? Я серьезно предлагаю, его все равно съест мой денщик, он страшный
сладкоежка.

5.

Колька пытался проглотить липкий комок, но он не глотался, возвращался
на место. Тогда Виттерман, наблюдавший за мучениями мальчишки, налил из
пыльного желтого графина в алюминиевый стаканчик воды и подал Кольке со
словами:
- Пей и садись.
Только теперь Колька сообразил, как ему хочется пить. Он залпом
опрокинул теплую воду и, не сводя глаз с графина, присел на скрипнувший стул
у стены, под темным квадратом на обоях - тут что-то висело, а потом это
что-то убрали. Гитлер с портрета смотрел куда-то поверх головы Кольки, и
вообще все имело оттенок путаного и затяжного сна. "Может, я правда сплю?" с
надеждой подумал мальчишка, и машинально кивнул, когда Виттерман долил ему в
стакан еще воды. Солнце совсем село, но в комнате еще было светло, на улице
фырчал мотор мотоцикла, и не верилось, что внизу, под этим зданием, есть
подвал, в котором сидит приговоренный к повешенью Колькин ровесник.
- Спасибо, - Колька протянул к столу, поставил стакан и спросил: - А
почему вы говорите по-русски?
- Моя мать - русская, - охотно ответил Виттерман. Теперь Колька начал
различать лицо подробнее - отступил страх - и понял, что немец старше, чем
мог показаться и показался сперва. Наверное, лет тридцати, и под глазами у