"Олег Верещагин. Перекресток двенадцати ветров" - читать интересную книгу автора

Мальчишка пригнулся, пропуская над головой толстенную ветвь. На таких
любят лежать желтоглазые рыси и, хотя они вовсе не так склонны прыгать на
человека, как пишут и показывают, такая мысль вполне может придти в голову
лесной кошке... Ему вспом-нились отец и мать - такие, какими он видел их
последний раз, когда уезжал с весенних каникул: они стоят на протаявшей
земле возле плетня и, опершись на верхнюю слегу, с улыбкой смотрят, как он
седлает Угадая. Говорят, что дети быстро забывают, но Рат помнил именно это
необычайно ярко и безо всяких фотографий...
...Когда он пришел на место лагеря, то сразу понял, что в нем уже очень
давно не было людей, но сперва не обеспокоился, а просто начал искать
записку или какое-то ука-зание - куда идти. И даже когда не нашел, то как-то
не сразу заволновался. Просто не хватало злой фантазии - представить, что с
ними и вправду могло что-то случиться. То, что было потом - черное отчаянье
(именно черное, этот цвет всплывал в памяти первым делом), слезы (их никто
не видел, но...), сумасшедшую надежду, переходившую обратно в отчаянье (так,
что останавливалось сердце, и он думал, что сейчас умрет - и радовался
этому), свои метания по тайге, по всем местам, какие только приходили на
ум... и наконец - понимание того, что ни мамы, ни отца больше никогда не
будет.
Никогда. Не. Будет.
Когда он осознал это, то вернулся в поселок. Тщательно зарядил недавний
отцовс-кий подарок - штуцер-"вертикалку" - патроном 16-го калибра с
медвежьим зарядом картечи. Зашел в холодную баню, белую внутри от инея по
стенам. Сел на полок, разулся и, сунув стволы в рот (боком, иначе не
проходили), положил палец ноги на спуск. И нажал его.
Через минуту его уже тошнило в углу. Рвота пахла (или ему казалось)
ружейной смазкой, и этот запах выкручивал внутренности новыми и новыми
приступами. Двенадцатилетнему мальчишке повезло - он забыл переставить
переключатель курка, сработал верхний - незаряженный нарезной - ствол...
Ужас от пережитой на миг собственной смерти был так велик, что он,
вывернувшись наизнанку, потерял сознание. Там, в бане, и нашла его бабка...
Нет, он жил не через силу. В конце концов, он - то, что осталось от
мамы и отца, и если бы он застрелился, то навсегда, без возврата, ушли бы и
они. Но такие вот приступы тоски накатывали нередко. И во время них Рату
вопреки всей очевидности не верилось, что родители мертвы. Ему легче было бы
поверить, что его просто бросили - мало ли по- чему так бывает, пусть; лишь
бы они были живы! Но он понимал: никогда бы его не бросили, а значит...
... - Привет, Рат.
Рат выругал себя - Ксанка стояла перед самой мордой Угадая, и тот уже
тянулся к знакомой девчонке мягкими губами. Замечтался, блин... Ксанка
улыбалась - нипочему, просто так, глядела на сидящего в седле Рата и
улыбалась - тоненькая, но крепкая, невысокая, смуглая, с чуть раскосыми
голубыми глазами и черными волосами, заплетенными в тугую косу, падавшую на
камуфляжную грудь. Ксанка Барджиева была буряткой на три четверти, русский у
нее только один из дедов. Она и Рат вместе учились в интернате, только
Ксанка - годом младше, поэтому она торчала дома уже недели две.
- Привет, - буркнул Рат, соскакивая наземь и отводя конскую морду от
ладони девчонки. - Пр, Угадай... Ты чего здесь?
- Тебя встречаю, - засмеялась Ксанка.
- С тебя станется... - Рат хлопнул коня по шее. Ксанка снова