"Олег Верещагин. Воля павших " - читать интересную книгу автора

приспособленный отцом под рыбачье-охотничье снаряжение, я решил, что
поднимусь наверх и еще раз поищу ключ от сейфа. Дедова тайна не давала мне
покоя... а вам, спрашиваю, дала бы?! Конечно, можно просто отвернуться,
зажать уши и сделать вид, что ничего не происходило. А на дверь мансарды
повесить новый замок - побольше и попрочнее, если удастся такой найти. Но
мне было слишком интересно, чтобы отказаться от поисков разгадки.
Собственно, отмечу еще раз, разгадку я знал. Просто слишком уж дикой
она была, чтобы вот так сразу поверить, не попытавшись найти еще
доказательства. Не знал я другого - что мне делать ВООБЩЕ с этой разгадкой.
От предчувствия какой-то опасности временами дрожь пробегала по телу,
честно. А еще от самой мысли, что такое - возможно наяву, в жизни, а не в
книге. Вернее всего будет посоветоваться с отцом... но не раньше, чем я
сам - САМ - распотрошу эту "тайну загородного особняка".
Размышляя так, я проник в коридор между черным и парадным ходом. Свет
тут не горел, в стеклянных окошках по обе стороны парадной двери я видел
тропинку между деревьев, ведущую к воротам. Луна ее здорово освещала...
Тропинка местами искрилась - посверкивали крупинки кварца в песке.
У меня все-таки хорошо развито шестое чувство. Это генетическое,
наверное - от отца, да и от того же деда. Я уже совсем собрался подняться
наверх, но почему-то медлил, не уходил, а потом - неожиданно для себя! -
подошел к двери и, распахнув ее, на два шага вышел в ночь. Прислушался.
И - в который уже раз здесь! - поразился тишине.
Ночью не бывает так испуганно-тихо - разве что перед грозой, но небо
над головой висело ясное, чистое. И все-таки тишина стояла гробовая.
Поеживаясь, я внимательно осмотрелся, стараясь дышать потише и в душе
удивляясь, почему все еще не вернулся в дом.
А потом темнота впереди шевельнулась. Метрах в десяти от меня, около
кустов крыжовника, у самых корней, я увидел движение - словно что-то большое
и тяжелое поднималось с земли.
Я не заорал только потому, что язык прикипел к небу, и у меня
получилось выдавить лишь еле слышное сипение. Меня вообще парализовало, и
какой-то частью мозга - еще работавшей! - я понял, почему так легко со
своими жертвами - часто здоровыми, крепкими парнями и девчонками -
расправляются разные там маньяки. Потому что это парализует - сознание и
зрелище того, как в обычном, привычном тебе, понятном мире происходит что-то
ужасное и противоестественное. Ко мне - почти пятнадцатилетнему, спортсмену,
совсем не трусу - можно было сейчас подходить и делать со мной все, что
угодно. Я покорно и тупо смотрел на оживший кусок темноты, похожий на Тварь
из легуиновского "Волшебника Земноморья", ожидая, что же он предпримет в
моем отношении - хотя до двери за спиной было шаг шагнуть.
Потом я услышал самый обычный человеческий стон. Негромкий, еле
слышный - будто ветер что-то прошептал в ветвях... только ветра-то не было.
Стон повторился - в такт жутковатому подергиванию тени. Я вздрогнул -
гипнотическое наваждение пропало. Пьяный, что ли? Или, может, раненый -
машиной на дороге подшибло?.. Да нет, незачем ему на участок ползти. Да и
ворота раненый не откроет. Точно, пьяный - не соображает, куда занесло, и
ноги дальше не идут.
В тот момент я не подумал, что и пьяный ворота не откроет, не сможет...
Пьяных я не любил. Отец не пил почти совсем; вид шатающегося, идиотски
выглядящего человека вызывал у меня брезгливое отвращение. Позволять такому