"Дмитрий Вересов. Белая ночь" - читать интересную книгу автора

громко рассказывать Женьке о том, какую интересную вещь сегодня узнала от
Милиты, у которой муж плавает. Плавающий муж тут же представлялся Женьке
чем-то таким, что никогда не тонет. Поэтому одно упоминание о нем сразу
отбивало аппетит. Странное дело, в маминых рассказах о сослуживицах всегда
фигурировали такие имена, как будто бы у всех у них была одна общая
экзальтированная мамаша - Милиты, Марианны, Норы, Руфины и Эсфири жили в
этом мире бок о бок друг с другом. И произрастали все эти нежные цветки в
пыльной оранжерее под названием Публичная библиотека.
Если бы мама была дома, она давно бы уже позвала его за стол. Когда же
он оставался один, он абсолютно забывал о том, что можно питаться чем-то
еще, кроме книг.
- Вот поэтому-то ты такой худющий! Ужас просто какой-то... Ничего не
жрешь без меня. А если я возьму, да помру - ты что, вслед за мной помрешь с
голоду? - сокрушалась мама.
Таких откровенных спекуляций Женька не любил. То, что предпенсионная
Флора Алексеевна может "помереть", шуткой не являлось. Потому что была она
сердечницей, с ярко выраженным концлагерным обаянием - бледностью,
дистрофичной худобой и маленькой головкой, подстриженной ежиком. Стрижка
была настолько короткой, что Флоре Алексеевне ошибочно приписывали
диссидентские настроения. Тем более, что на узеньком лице ее подозрительно
сверкали живые мышиные глазки. Но дело было всего на всего в том, что такие
жиденькие волоски отпускать длинными было просто неприлично. А вкус у Флоры
Алексеевны был - интеллигентский, узнаваемый вкус филологов, экскурсоводов и
библиотекарей: черный трикотажный свитерок из галантереи, творчески
домысленный ажурным жилетиком и плетеным кулоном-макраме на минусовой груди.
А на худых длинных пальцах с "философскими" суставами она носила серебряные
кольца. И одно замысловатое, с черным гранатом. Женька с детства помнил это
странное слово - "кабошон", как будто у кольца было собственное вздорное
имя.
Периодически Флоре Алексеевне не хватало воздуха, она задыхалась,
открывала повсюду форточки и непременно простужалась. Когда Флора Алексеевна
вслух прогнозировала свою смерть, она и не подозревала, какие бури эмоций
вызывает в своем сыне. Сначала он как будто падал с большой высоты. И в носу
щипало. Маму было ужасно жаль. Но потом, через секунду, сердце заходилось от
непозволительного восторга, который он тут же с ужасом гасил, категорически
запрещая себе задумываться о его причинах. Правда, иногда все-таки удавалось
осознать, что к чему. Когда он на секунду представлял, что остался один, на
него тут же веяло морским воздухом. И от этого кружилась голова. Он был
свободен от ответственности. Он мог хоть завтра отправиться куда глаза
глядят и не смотреть назад - как там мама и нравится ли ей то, что он
делает.
Вообще-то, то, что он делает, маме нравилось. Она была им довольна.
Хороший мальчик, с широчайшим кругозором, начитанный.
Только чересчур уж скрытный и замкнутый.
Правда, беспокоить ее это стало лишь недавно.
С его замкнутостью ей было даже спокойнее.
Принадлежал он целиком только ей. Дурные компании его не привлекали.
Что еще надо одинокой матери? Но сейчас, когда подходил к концу выпускной
класс, ему надо было как-то планировать свою дальнейшую жизнь. Она мечтала,
чтобы он поступил на русское отделение филфака. С его-то начитанностью!