"Дмитрий Вересов. Белая ночь" - читать интересную книгу автора

семнадцать. В первый момент пробуждения ему явно было раза в два больше...
Сегодня в три часа дня, после шестого, как обычно удушливого, урока, он
спешил домой так, как будто в его маленькой каморке к батарее была привязана
за ногу немая и тугая на ощупь невольница с покорными глазами. Но бежал он
не к невольнице. Хотя это было бы весьма кстати, принимая во внимание его
резкое и мучительное возмужание. Спешил Женька к той самой книге, которая
была вчера вечером оставлена им на столе. К философским трудам Бердяева.
Он шел нелепыми большими шагами, так, чтобы каждый третий шаг начинался
на уровне следующего подвала. Еще осенью он так не мог.
А сейчас получалось. Вырос. Правда, за новые достижения пришлось
платить тем, что школьные брюки стали заметно короче. И красивый синий
пиджак введенной только с этого года новой формы уже ощутимо жал под
мышками. А жаль... Но не покупать же новые, когда до окончания школы
осталось всего... Он мысленно загибал пальцы - март, апрель, май и пол-июня.
Три с половиной месяца до наступления полной свободы!
И он тихонько присвистнул. На лице его промелькнула фирменная улыбка -
улыбка шахматиста, который старается скрыть торжество, глядя, как соперник
только что лопухнулся и еще не видит, что обречен. За эту вечно
повторяющуюся полуулыбку тоже приходилось платить, и недешево - отсутствием
друзей.
Впрочем, отсутствие друзей Женьку не тяготило. Собеседники у него и так
были: Сократ да Платон, Шекспир да Гете, и множество прочих достойнейших,
которые толкались в нескончаемой очереди к Женьке, как больные в районной
поликлинике к дежурному терапевту. Времени на всех катастрофически не
хватало. Он читал даже на переменках, забравшись на подоконник на лестничной
площадке четвертого этажа. Здесь его никто не трогал и не заставлял ходить
кругами по рекреации. Как свинью, чтоб не разжирела.
Он был всегда занят. И поэтому наверняка провалил бы тест на знание
своих одноклассников, если бы таковой существовал. Во всяком случае, когда
кто-нибудь из ребят неожиданно обращался к нему, то встречался с таким
нездешним взглядом, что начинал сомневаться в том, что Женя Невский вообще
помнит, как кого зовут. На самом деле с мальчишками он еще как-то не
путался. Некоторые из них в последнее время даже вызывали у него интерес.
Вот, Кирюха, например, который, кстати, и книгу эту пожелтевшую принес. А
вот девчонок... Смирнова Ира? Или Аня? Какая разница, если она точно такая
же, как ее соседка по парте Алексеева. Аня? Или Ира?
Было среди них только одно исключение из правил. Было. И он уже не
боялся себе в этом признаться. Но обнаружилось оно совсем недавно, как
артефакт на фотографиях в семейном альбоме. Откуда? Ведь ничего же не было,
сто раз смотрели...
Миловидное это исключение вызывало в нем какие-то совершенно
неожиданные ассоциации.
Он как будто бы приземлился. И посадка оказалось мягкой и приятной. А
приземлившись, обнаружил, что на земле живут люди. Не расплывающиеся книжные
образы, которые населяли его мир чуть ли не с шести лет, а незыблемые и
автономные личности, не менее интересные, чем книги.
Мысль эта поначалу казалась ему кощунственной. Ведь книги в системе его
ценностей всегда лидировали. Когда он думал о том, что бы взял с собой на
необитаемый остров, то однозначно выбирал книги - с ними не поссоришься, их
можно понять, если еще раз внимательно перечитаешь. В экстремальных условиях