"Дмитрий Вересов. Аслан и Людмила ("Кавказские пленники" #3) " - читать интересную книгу автора

образом умыкнули у братьев. "Все равно Ратаева ничего не поймет", - сказали
они, хихикая. И Люда действительно ничегошеньки не поняла и не увидела.
Какие-то анатомические уродства, недоразумения, вроде заспиртованных в
Кунсткамере. Все это было так неинтересно...
И вот теперь она сказала нечто такое, что сама поняла каким-то иным
чувством, и смутилась от всего прочитанного и подсмотренного, словно
какие-то цветные осколки внутри трубы калейдоскопа вдруг составились, и она
поняла все разом. Люда почувствовала, что она делает только вдохи, а
выдохнуть не может. Еще мгновение, и она... она... Что она сделала бы в это
мгновение, она так и не узнала, потому что услышала голос Борского.
- Какая тоска, Людмила Афанасьевна! Разве вы не замечаете? Везде одна
несказанная тоска, по всей России.
- Что? - спросила девушка. - И в Крыму, допустим, тоска? И на Кавказе?
- Везде тоска. Одна тоска, и ничего более. Здесь в Бобылево - тоска
грусть, а там, на Кавказе, тоска-страсть. Все едино...
Борский приосанился и пошел задумчивой походкой по направлению к
Бобылево.
"Мне, пожалуй, больше нравится тоска-страсть", - подумала Люда
Ратаева, вспомнив рисунок из календаря, где на фоне снежных вершин был
изображен горец в мохнатой шапке, скачущий на коне. Тут же ей представился
Борский на старом Мальчике и его вселенская тоска, и Люда Ратаева сказала
почти вслух:
- Боже, какой дурак...


2003 год. Москва

На улице была весна. Та самая, которой отпущено всего два-три дня за
целый год. Почки на деревьях вот-вот должны были лопнуть. На улице,
наконец, стало сухо. И глаз еще не привык к этой коричневой голой земле,
"нулевой", не прикрытой ни снегом, ни мерзкой слякотью, ни травой... И
жизнь ведь тоже с этого дня вполне может начаться с нуля. Что посеешь
весной, то и пожнешь. Может быть, поэтому сердце в такой эйфории?
Солнце спряталось за дома, но светило через какие-то проемы и арки
косыми закатными лучами. И очень хотелось почесать душу, в которой щекотно
перекатывались непонятные слова: "Вот оно! Вот оно!" Что оно? Неизвестно.
Но то, что это было именно оно, сомнений не возникало.
Наташина синенькая "тойота" катила по пустому проспекту, как самолет
перед взлетом. И когда мать с дочерью заходили в Дом кино, Мила еще раз
пожалела о том, что не может сейчас пойти, куда глаза глядят. Бродить по
городу, дышать весной и придумывать свою душещипательную историю любви
дальше. С каким бы удовольствием она отдала этот пригласительный своей
подруге Насте. На, Настасья, лети к звездам. Уж та бы его использовала на
все сто.
Да, Миле, конечно, было интересно послушать и посмотреть на известных
родительских приятелей. Но когда она была маленькой, делать ей это было
гораздо комфортнее. Они приходили в гости, и она, если не шла в детскую, а
сидела за общим столом, могла спокойно наблюдать за ними. Как
человек-невидимка. Пока она была ребенком, ее в расчет не брали.
Но в один прекрасный день эта благодать закончилась. К ней неожиданно