"Александр Фомич Вельтман. Приключения, почерпнутые из моря житейского " - читать интересную книгу автора

отделения для заезжих - вход прямо со двора; каждое отделение разделено
надвое печкой, которая таким образом и составляет стену, или перегородку,
очень удобную для топки камышом и бурьяном. Втащат несколько связок длинного
камышу, разложат в грубе огонек *, воткнут один конец связки, камыш
вспыхнет, затрещит, и по мере того, как огонь пожирает, камыш вдвигается в
печь. Проглотив связок десять камышу, груба раскалится как нельзя лучше, и
вы до самого вечера имеете полное право жаловаться на нестерпимый жар,
духоту и в случае слабой головы на угар; а ввечеру можете снова топить или
почивать в прохладной комнате.
______________
* [5] Грубой, или грубкой, называлась печь для комнатного отопления в
отличие от кухонной печи дли стряпни.

На дворе корчмы постоянное месиво грязи; это в одно и то же время и
конюшня, и сарай, и хлев, и курятник, и помойная яма.
Город - не столица обширного размера, и потому экипажи - лишняя вещь;
можно, не уставая, ходить из конца в конец пешком; по сторонам улиц грязь не
так глубока, и всегда есть, вместо тротуара, пробитая тропинка; но если вы -
смелый кавалерист, то можете оседлать какого-нибудь жида и переехать на нем
чрез топь. Впрочем, в каждой корчме можно нанять пару кляч в бричке с
дышлом, и какой-нибудь Шлёмка довезет вас и на бал и с балу.
Жидовское местечко - удивительная вещь: это шайка, но не разбойников и
не воров. В этом случае каждый жид честен как черт: как черт не убьет, не
украдет, но как черт - обманет, проведет, надует, обморочит, соблазнит,
раззадорит, и вы почувствуете какую-то тяжесть в кармане и выбросите из него
все деньги жиду за дрянь, как черту душу за земные наслаждения.
Кто не живал посреди израиля, тот не понимает достоинства картин
жидовской школы.
Вот на лавочке у ворот одной корчмы сидит офицер, в шинели и фуражке;
что-то очень смутен; облокотясь на колени, он запустил руки в густые кудри
и, как будто насильно похилив голову книзу, заставил ее устремить глаза в
землю. Сидит и молчит, не смотрит даже на Пейсу, которая, накинув капотик на
одно плечо, стоит подле.
- Вы сердитые такие, не хотите говорить, - сказала она ему с участием.
Офицер молчит.
- Знаю я: пан Желыньски обыграл вас; сказала я, что не играйте с паном.
- Да поди прочь, пожалуйста!
- Зачем пойду прочь? я хочу здесь стоять.
- Ну, стой, да молчи.
- Я только жалею вас, больше ничего; а вы сердитесь.
- Ах ты, Песька! ну, поди сюда!
- Как это можно!
- Ну, поди прочь!
- Где тут квартирная комиссия? - крикнул улан, подъезжая к соседней
корчме.
- Улан! какого полка? - спросил офицер.
- Татарского уланского, ваше благородие, ремонтной команды.
- Кто офицер?
- Поручик Дмитрицкий; вот не допрошусь, где квартирная комиссия:
заготовить надо квартиру его благородию.