"Александр Фомич Вельтман. Приключения, почерпнутые из моря житейского " - читать интересную книгу автора

своей собратий офицеров. О, это совсем не то, что у Петра Кузьмича, где он
сидел как связанный, не зная что говорить с Аграфеной Ивановной и с ее
жеманной дочкой. Там ему все как будто стыдно было, неловко, все хотелось
уйти домой, да не пускают. Только Саломея Петровна как-то мешала ему: он на
нее и смотреть боялся, смотрит только на Катеньку. После обеда предложили
Федору Петровичу сесть в вист. Катенька села подле маменьки. Саломея
Петровна ушла в свою комнату и занялась беседой с Маврой Ивановной, которую,
вы помните, она решилась очаровать своим умом, добротой и великодушием, чтоб
доказать ей, как глупы люди, которые хвалили дочку Софьи Васильевны,
Катеньку, а не Саломею. Это чувство ревности к слухам глубоко затронуло ее,
и она умасливала старушку своими ласками и вниманием донельзя, затерла в
глазах ее Катеньку, не даст Катеньке слово промолвить с старушкой, не только
что чем-нибудь угодить ей. Подобная предупредительность, при которой все
другие остаются назади, имела свое влияние. Катенька перед Саломеей
Петровной казалась девочкой самой обыкновенной, только что не деревенской. А
Саломея Петровна, осыпая то ласками, то подарками, поневоле вызывала
восклицание: "Какой ангел!"
Как ни удивлялась старушка Мавра Ивановна доброте Саломеи, как ни
приятна ей была сначала эта доброта, в которой она видела уважение к своей
старости, но вскоре что-то тяжелы стали Мавре Ивановне ласки Саломеи
Петровны; точно как будто бы старушка становилась рабой прихотливой девочки:
смертельно хочется домой отдохнуть, - "нет, нет, нет, не пущу вас, Мавра
Ивановна!" - Мавра Ивановна и оставайся. Мавра Ивановна и ночуй, когда то
угодно Саломее Петровне.
- Матушка, мне надо завтра рано вставать к заутрене; а вы долго
изволите почивать: чтоб не потревожить вас.
- Нет, нет, нет! Я сама рано встану! - И уложив Мавру Ивановну подле
себя, проговорит с ней целую ночь и уснет перед заутреней.
Мавра Ивановна и слышит колокол, да встать не смеет, чтоб не
потревожить сладкого сна Саломеи Петровны.
Все это так тяжко Мавре Ивановне; да что будешь делать: за оказываемые
ей ласки нечем платить, кроме повиновения. Иногда Мавра Ивановна утомится,
сходит к празднику к обедне, рада бы соснуть; да Саломея Петровна карету
прислала, просит к себе пожаловать, и поезжай! Совестно: как можно, чтоб
даром карета прокатилась!
На другой же день Василиса Савишна успела побывать у обеих сторон.
- Ну, что, сударыня, Софья Васильевна, как вам понравились?
- Бог знает, милая, как тебе и сказать. Только уж во всяком случае это
не жених Саломее. Катеньке - дело другое.
- Не понимаю, а кажется кавалер на редкость.
- Да не для Саломеи; ей избави бог и сказать об этом; она скорее умрет.
- Вот, сударыня, Софья Васильевна, и затруднение! Сами вы говорили, что
старшую наперед отдадите, я так и дело вела; о Катерине Петровне и слова не
было. Уж знать бы, так Саломею Петровну и не показывать на первый раз.
Катерина Петровна красавица, нечего сказать, да очень молода и не кидается в
глаза.
- Ты, Василиса Савишна, перерви как-нибудь дело.
- Право, сударыня, я уж и отчаиваюсь, уж знаю вперед, что такой
человек, как Федор Петрович, прельстился Саломеей Петровной; и как заберет в
голову, так не скоро выбьешь.