"Александр Фомич Вельтман. Приключения, почерпнутые из моря житейского " - читать интересную книгу автора

- Слышите! человек обирает будущего своего зятя, а я молчи! Отец будет
пить кровь своих детей, а мать - молчи!
- Что вы скажете на это, Петр Григорьевич?
- А то, что он мне не зять.
- Но он мог быть зятем, а ты расстроил дело; у тебя в голове были
только свои собственные выгоды, а не счастие дочери!
- Как хозяин дома, я и должен был заботиться прежде об общем благе, а
не о счастии одной дочери.
- Прежде всего надо быть отцом, а потом хозяином дома!
- Гм! если б ты была, кроме доброй матери, и хорошей хозяйкой, мне бы
не нужно было думать о продаже дома.
- Гм! если б ты был, вместо дрянного хозяина, добрый отец...
Софья Васильевна не договорила, слезы хлынули градом, она зарыдала.
Судьи пожали только плечами. Тем и кончился воображаемый суд. Петр
Григорьевич и Софья Васильевна сели за стол. Петр Григорьевич был очень
доволен собою, а Софья Васильевна несколько сердита. Но чтоб успокоить
читателей и уверить, что продажа дома не развела дела, затеянного Софьей
Васильевной, - дорогой гость, купец и вместе жених, Федор Петрович, сидел за
столом на почетном месте; подле него сидел хозяин проданного дома,
напротив - Саломея и Катенька, две невесты на выбор или какую бог пошлет.

V

Когда ухаживают за деньгами, тогда гладят и мешок, который заключает их
в себе. Не удивительно, что и Федор Петрович, который, был чрезвычайно
мешковат, показался Петру Григорьевичу и Софье Васильевне оригинальным
человеком, с своими собственными манерами, с своими причудами казаться
простяком и необразованным, и даже с своим собственным наречием. Катенька не
рассуждала, каков он, но смиренно и внимательно слушала, что говорят
папенька, маменька и что отвечает им гость. Саломея Петровна, напротив, не
слушала ни папеньки, ни маменьки, но прищурясь, с сухою усмешкою осматривала
председящего гостя и иногда только прерывала русский разговор французским
вопросом у матери: "Что это за человек?" "Это какой-то медведь; откуда он
приехал?" Или приказывала сестре налить себе воды.
Когда зашел разговор о баштанах и огородах, она спросила по-русски
шепелявым языком на манер французского:
- Из чего делаются огородные чучелы?
Софья Васильевна покосилась на дочь, хотела замять ее вопрос
каким-нибудь другим вопросом, но Федор Петрович, как учтивый кавалер и
знающий, что такое чучело, не упустит отвечать:
- Огородные чучелы разные бывают-с: ворону дохлую вешают, или кафтан
распялют на палке.
Без Софьи Васильевны положение Федора Петровича было бы затруднительно.
Саломея Петровна загоняла бы его; Петр Григорьевич, как мужчина, своими
рассуждениями поставил бы его в тупик, и Федора Петровича не заманить бы
вперед и калачами; но Софья Васильевна так умела ловко спрашивать,
подсказывать ответы, а иногда и отвечать вместо гостя; так умела внушить в
него доверенность, что он мил, любезен, умен, остер; так умела поджечь
душевное довольствие самим собой и всем окружающим, что Федор Петрович
разгуторился, разговорился и так легко себя чувствовал, как будто в обществе