"Евгений Велтистов. Глоток Солнца" - читать интересную книгу автора

записям в блокнотах, как воображение ученых раздувало в пожар те искры
гипотез, что вспыхивали в речах, - так бурно множит кванты кристалл
мазера, и вот уже луч света, луч поиска устремился вслед за ускользнувшим
облаком. В каком горниле Вселенной оно родилось? Может, оно состояло из
сверхплотного вещества, что рождает звезды? Его притяжение вовсе и не
гравитация, а сила неизвестного нам поля? Как совместило оно притяжение с
отталкиванием, свободно захватывая и разбивая в щепки гравилеты? Игра ли
это природы? Творение ли высокой цивилизации?
Голова шла кругом от этих мыслей. Вспомнились слова, что мир - это не
знакомая нам земля; настоящий мир, бросающий вызов нашему пониманию, - это
страна бесконечных гор: вершины знаний, с которых мы бросаемся, и пропасти
неизвестного, над которыми проносимся на крыльях интуиции. Кажется, так
сказал де Бройль, что не побоялся погнаться за электронами и подарил миру
волну - частицу, два слова, открывших эру квантовой физики. Что ж, если бы
де Бройль мог прийти сейчас на Совет, он убедился бы в правоте своей
формулы: пропасти бесконечны и всегда появляются неожиданно.
Между прочим, об иной цивилизации сказал Лапин. Сидел дымил с закрытыми
веками, кажется, уже уснул, как вдруг открыл хитрющие глаза и сказал
весело и прямо. Все рассмеялись от неожиданности, и Лапин громче других.
Вот таким я его и запомнил на одной студенческой пирушке, когда он,
полярный бог, легко ступая в своих неизменных унтах, грохотал на всю
комнату и учил нас пить золотистый сок из консервной банки одним глотком
до дна.
- У меня вопрос к Марту Снегову, - прозвучал спокойный голос.
Я вздрогнул, но не потому, что не ожидал, что обо мне вспомнят; в
мягкой, почти домашней интонации вопроса почувствовал значительность
следующего момента: этот человек знал что-то важное для меня.
Он смотрел добрыми глазами - Джон Питиква, врач-психолог из Африки.
Улыбнулся, будто почувствовал мое волнение. Струя теплого воздуха шевелила
его белые волосы.
- Скажи мне, Март: когда ты вспомнил то, что произошло с тобой,
подробно, во всех деталях?
- В больнице, когда проснулся.
- Все сразу?
- Да, - сказал я. - Сразу и целиком.
- Мы много говорили о физике и совсем не говорили о человеке. - Старый
ученый поднялся во весь могучий рост, и вокруг него сомкнулось
пространство напряженного молчания. - Это не упрек, - тихо продолжал
Питиква. - Я говорю не только о пропавшем. Я говорю об опасности,
угрожающей людям. Все гонщики подлетали близко к облаку, и все на
некоторое время теряли память. Они даже не помнили, куда летят, машины
посадили автоматы. Память восстанавливалась у пилотов постепенно. Март
Снегов сказал, что он вспомнил все сразу, - это правда. Но с момента
аварии до его пробуждения прошло шесть часов. Разрешите мне обратиться к
материалам.
Воздух прорезали снопы голубых искр: Питиква демонстрировал на экране
свои записи. Они то бежали легкими игривыми волнами, то начинали дрожать и
метаться мелкими нервными молниями. Питиква читал эти записи молча, как
открытую книгу, обращая всеобщее внимание на важные для него слова,
сравнивая совпадавшие по смыслу строки, перелистывая ненужные страницы.