"Евгений Велтистов. Глоток Солнца" - читать интересную книгу автора

своему обыкновению, сверкнет яркой и неожиданной, как клинок, мыслью и в
пух и в прах разнесет призрак Старика Акселя.
Я нажал на кнопку часов, и раздался вкрадчивый, хорошо поставленный
голос, выплывающий из музыки.
- ...руки на пояс и - раз, два... раз, два... хорошенько
прогибайтесь!..
Мы рассмеялись.
- Жив курилка! - с удовольствием сказал Сергей. - Рекомендую:
балетмейстер от гимнастики.
Перебивая друг друга, мы в подробностях стали вспоминать один эпизод.
Кажется, мы готовили какое-то представление для институтского вечера. Юмор
рождался в мучениях, у всех разболелась голова, и я распахнул окно.
"Закройте окно!" - потребовал мрачный толстяк. Его толком никто не знал:
синоптики, приглашенные на вечер, выделили нам в помощь своего остряка. И
когда он впервые открыл рот, мы буквально окаменели: это был чертовски
знакомый голос, голос, который командовал с экранов поставить ноги на
ширину плеч и прыгать повыше, как это делали картинно изящные гимнасты. Мы
обомлели, сопоставив красивый баритон с грузной, округлой, как бочонок,
фигурой. А толстяк вполне серьезно требовал закрыть окно: он опасался
простуды. Я сказал: "Но ведь весна"... А Андрей поправил: "Не весна, а
нормальный зимний день". Тогда знаменитый спортивный балетмейстер хлопнул
рамой и, покраснев от гнева, ушел. Мы хохотали от души, благодаря
синоптиков за такую шутку для нашего представления.
- Ладно, веселись тут без нас, - сказал Игорь, пожимая мне руку.
- Жди вызова минут через тридцать, - пообещал Андрей.
А Сергей, не любивший церемоний, просто подмигнул и уже из двери
крикнул:
- Все будет в порядке, Март!


Они ушли, а я принялся крутить колесико Андреевых часов, вслушиваясь в
голоса мира. Я любил иногда вечером перед сном пронестись по радиоволнам и
как бы со стороны взглянуть на добродушно-огромный теплый шар, который
шумно дышал, бежал знакомой дорогой и сообщал о себе тысячи новостей. Но
сейчас я отмахивался от летящих ракет, подводных экспедиций, открытий
ученых и их электронных помощников, от городов, смотрящихся в зеркало
будущего, праздников песен, заказов на погоду и еще сотен и сотен
подробностей менявшегося лика планеты. Сейчас я искал свое. И, как назло,
в этом бесконечном потоке не было того, что меня мучило. Мир как будто
забыл о существовании Студгородка Искусств.
Газетные страницы, едва я их развернул, бросили мне в лицо ряды слов,
выстроенных в строгие колонки, и выпуклые цветные фотографии. Андрей
читал, конечно, "Новости", блестяще отстававшие от событий, судя по
подробному описанию наших гонок и отсутствию хотя бы единой строки о
Студгородке. В выходных сведениях была плоская стрелка переключателя с
указанием еще четырех газет. Я включал и внимательно просматривал утренние
номера "Юности", "Известий", "Спорта" и даже "ВЭЦа" (выпуска
экономического центра), но ничего нового не нашел. Стремительно уходило в
угол кинокадра белое пятно; на одном снимке я улыбался сам себе, судорожно
вцепившись в руль; спокойно и уверенно смотрел на читателей Гриша