"Иммануил Великовский. Человечество в амнезии " - читать интересную книгу автора

памяти может охватить каждого представителя видов и в наши дни, через
генетические линии, которые он продолжает: все потомство восходит к тому
самому поколению, которое стало жертвой травмы.
При приближении землетрясений животные, наделенные обостренной
чувствительностью, убегают до того, как сейсмографы зафиксируют малейший
толчок. Во время лесных пожаров животные, которые обычно живут в страхе
перед другими животными, будут бежать вместе с опасными для них хищниками,
захваченные еще большим страхом, в поисках убежища. Совершенно очевидно, что
какая-то информация - называемая инстинктом - пробуждается и ак-тивизируется
вместе с никогда не исчезающим страхом.
Родовая память видов - это реальный факт: она подсказывает дикому
животному, как строить свое гнездо, как добывать пищу, как находить партнера
для продолжения рода, как выживать в открытых пространствах или во время
долгой зимы; но самый трагический опыт запрятан глубже всего, поэтому
воспоминание о нем сопровождается чувством ужаса.

Иллюзии человечества

осьмидесятилетнии создатель психоанализа не _ исчерпал еще своих
открытий и провидений. Вытесненная мысль требовала словесного выражения.
"Если мы будем рассматривать человечество в целом как единичного
индивидуума, мы обнаружим, что оно тоже слишком привержено иллюзиям, которые
неподвластны логической критике и противоречат реальности. Если, несмотря на
это, они (иллюзии) способны с такой силой захватывать людей, то исследование
приводит нас к тому же объяснению, как и в случае с единичным индивидуумом.
Они обязаны своей властью определенному элементу исторической истины,
который выносят из забытого доисторического прошлого"1.
Фрейд говорит здесь об иллюзиях человечества, следовательно о тех
иллюзиях, к которым мы все прячастны и которые глухи к логическим доводам; в
глубине своей, однако, они является истбрической истиной.
В чем же тогда состоит эта истина, событие, которое когда-то потрясло
человеческий род, травмировало его, отравило и обожгло разум всех
последующих поколений? Что это за вечерняя сказка? Является ли она
младенческим озарением'каждого ребенка? И происходит ли эта драма столь уж
обязательно, как об этом говорил Фрейд? Следует ли признать естественный
процесс воспроизводства, хотя и не вполне свободный от травматических
элементов, сплошным отклонением? Разве пресловутое убийство отца сыном это и
есть "историческая истина"? А если это так, то какая историческая истина
воскрешает невроз у самок? Или только самцы поражаются иллюзиями
человеческого рода?
Фрейду не хватило последнего озарения. В те годы, когда от бича самых
преступных людей сжимались от страха сердца и бледнели лица, еврей Фрейд в
некогда счастливой Вене, обреченный теперь в течение пяти лет (1933- 1938)
каждый день видеть на улицах знамена со свастикой и отряды штурмовиков,
стучащие а двери, был призван своим "к1", а также своим суперэго вслушаться
в едва слышный голос из еше более дальних глубин. В те страшные ночи, когда
болела его челюсть, пораженная раком, забытый даже своими пациентами (из
письма Фрейда А. Цвейгу), он был ближе, чем когда-нибудь, к "исторической
истине", ощущая, по крайней мере что он еще до нее не добрался, как считал
прежде.