"Михаил Величко. Звездный гость (рассказы) " - читать интересную книгу автора

по-разному одетые, все по одному, каждый сам по себе шли и шли, влекомые
музыкой и сиянием. И ни у кого не было с собой походного запаса, все шагали
налегке, будто бы все были застигнуты врасплох, шли в том, в чем застал их
зовущий глас труб.
Меня удивило наличие гигантской стены, преградившей мне дорогу к бору
моего детства. Я, захваченный всеобщим движением, музыкой и сиянием, тоже
пошел к воротам. Стражники-воины не препятствовали моему движению, однако
осмотрели меня внимательно и цепко, словно бы искали, нет ли чего
недозволенного: оружия, наркотиков, спиртного или еще чего-то, о чем я и не
подозревал. Под аркой башни было что-то вроде пропускного бюро, за невысоким
столом сидел лобастый человек с кучерявыми волосами, уже прихваченными
щедрой сединой, особенно по вискам. Нижнюю часть лица украшала черная, тоже
кудрявая борода. Человек внимательно посмотрел на меня и спросил:
- Ты кто? - спросил не по-русски, но я понял его и ответил. Мне
показалось, что он говорит по-латыни, я и ответил ему на этом древнем языке.
Учил когда-то, вот и пригодилось.
- А какой теперь год? От сотворения мира.
Я не знал и честно сказал ему об этом.
- А от Рождества Христова?
Я ответил. Он недоверчиво покачал головой, ну-де и ну, вот-де время-то
летит. Спросил, есть ли у меня тут родственники. Я сказал, что не знаю, но
думаю, что есть, как-де им не быть. У меня весь мир родственники, сказал я
ему, мы же все от Адама и Евы.
Он еще раз внимательно осмотрел меня, ишь-де ты какой прыткой.
- Чем ты занимался в своей жизни? Обувщик, каменщик, пахарь, пастух,
оружейник, бронник, гончар?
- Нет, - ответил я, - я лингвист. Я занимался современными языками,
европейскими...
- Европейскими? - вроде бы удивился он и повернулся куда-то в угол. -
Изекиль. - У него за спиной сидел еще один человек, невысокий, худенький,
гоже кучерявый и бородатый. - Скажи, Изекиль, это где европейские языки?
Они быстро заговорили на незнакомом языке, в котором отчетливо
слышалось гортанное придыхание. Я ничего не понял из их разговора...
Потом таможенник протянул мне лист бумаги, э, простите, папируса и
попросил написать на нем мой куррикулус витэ - жизнеописание.
- Цито эт престо! - добавил он.
Я это все понял, не зря учил когда-то латынь. Ведь говорил же кто-то из
моих школьных учителей: "Миша, в детстве учи все, чему тебя учат, чему сам
выучиться можешь, потом в жизни все пригодится". Вот, даже латынь сгодилась.
Я нарисовал что-то на розовато-желтом папирусе, писать было непривычно,
трудно, тростниковый калам мне не подчинялся, строчки из-под него выходили
грязноватые и густо-черные.
Я передал листок чиновнику, он, не читая, переправил его дальше,
Изекилю. Дверь передо мной отворилась. Я вышел в открытое пространство, уже
за вселенской стеной по-над косогором. Вышел и остановился.
Передо мной расстилалась картина, достойная кисти величайших мастеров
пейзажа. Я не стану описывать этот пейзаж, скажу только, что это было
удивительно красиво. Ни в живописи, ни в реальности я ничего подобного не
видел. Никто никогда не писал такого ландшафта, это надо увидеть, выдумать
такое невозможно. Поражал открывшийся передо мною простор - ширь