"Лопе де Вега. Новеллы" - читать интересную книгу автора

струившиеся по ее лицу и шее; уже не было того, кто их связывал и заплетал,
и глаза ее посылали укор тому, кого они некогда взяли в плен. Но так как
голова Дианы клонилась из стороны в сторону, то пастушка, решив, что она
мертва, начала нежно и жалобно плакать. Отчаяние пастушки и горе
крестьянина, умевшего нежно чувствовать, пробудили Диану и, хотя она не
подала надежды, что будет жить, все же успокоила их своими стонами; на
глазах ее показались слезы, за которыми последовал такой горестный вздох,
что она, положив руку на свое сердце, так как оно у нее сжималось, снова
лишилась чувств. Тогда прекрасная Филида, применив обычное средство, решила
расшнуровать ее, чтобы дать сердцу больше простора, а пастух тем временем
принес из родника воды, капли которой засверкали на ее лице, словно слезы
или жемчужины, но все же по сравнению с истинными жемчужинами, струившимися
из ее ясных глаз, они казались поддельными.
Диана поблагодарила их, а когда они спросили о причине такого ее
состояния, она ответила, что уже три дня бредет одиноко, без всякой пищи.
Тогда Филида раскрыла свою котомку, - я думаю, ваша милость знает из
пастушеских романов о том, что крестьяне обычно носят с собой котомки, - и,
вняв ее просьбам, Диана заставила себя поесть, и, когда она слегка
подкрепила свои силы, ее ослабевшее тело почувствовало облегчение. Пока
Диана ела, Филида расспрашивала ее, кто она такая, откуда идет и как могло
случиться, что волки, которые спускались с гор и шли за стадами вплоть до
Эстремадуры {24}, не напали на нее в одну из этих ночей. Диана ответила,
что, наверное, даже дикие звери избегали ее, как отравы, и, боясь за свою
жизнь, не лишали жизни ее. Филида, видя ужасное состояние духа Дианы,
желавшей, чтобы в этом лесу окончилась ее жизнь, уговорила ее пойти вместе с
нею на хутор, принадлежавший ее отцу; она убеждала ее так горячо и с такой
любовью, что Диана, обезоруженная ее приветливостью и чистосердечием,
решила, что так будет лучше для того, кого она носила под сердцем и к кому
она относилась с естественной заботливостью, хоть и ненавидела свою жизнь.
Она пошла вместе с пастухами и была хорошо принята, и хотя сначала старый
Сельвахио, отец Филиды, столь же неотесанный, как его имя {25}, без особого
удовольствия принял ее в свой дом, но потом, тронутый ее красотою и
скромностью, а также любовью к ней дочери, почувствовал жалость и проявил
некоторое радушие.
Между тем, Селио, выехав из славного Толедо, не зная никакой дороги,
кроме той, по которой его вела любовь, огласил своими жалобами первый же
лесок; и, повторяя себе, что это из-за него Диана покинула свой дом, мать,
брата, родных, подруг, покой и родину, он среди мук, которые испытывал, и на
счастье себе и на горе, едва не расстался с жизнью. Целых шесть дней он не
заезжал ни в одну деревню, и лошади должны были расплачиваться за его
печаль, ибо кормились они одними полевыми травами.
Наконец Фенисо увидел вдали селение, почти скрытое от глаз деревьями,
над которыми возвышались две башни, отражавшие своими изразцами игру
солнечных лучей. Он уговорил Селио заехать в это селение, и, прибыв туда,
они стали расспрашивать, не найдется ли здесь кто-нибудь, кто мог бы им
сообщить какие-либо сведения о его потерянном сокровище. Но ни в этом
селении, ни во многих других на расстоянии десяти или даже двадцати миль от
Толедо, которые они исколесили за месяц, им не удалось найти никаких следов.
Тогда ему пришло в голову, что, раз Диана уговорилась ехать с ним в Индии,
то она, наверное, нашла человека, который довез ее до Севильи {26}. И вот,