"Ирина Николаевна Васюченко. Иcкусство однобокого плача" - читать интересную книгу автора

породистый, клубный щенок. При окладе сто тридцать цена внушительная. Пусть.
По существу-то мне все безразлично.
За щенком мы отправились ветреным ледяным вечером на одну из тех
тошнотворных окраин, при виде которых трудно избежать мысли, что в мире,
верно, мало найдется городов уродливее, мрачнее Москвы. Составить мне
компанию вызвалась неблизкая приятельница университетских времен,
миниатюрная, с нежным непроницаемым личиком куклы и пластикой хищного
зверька. Я так и не поняла, с чего она за мной увязалась. Чуждый разум,
жестковатая кунья душа, неужели даже она меня жалеет? Стало быть, так
заметно? Экая мерзость. Впрочем, плевать.
Никогда прежде не видела боксеров вблизи, в комнате. Псица-мамаша с
непривычки показалась мне настоящим чудовищем: складчатая, лупоглазая,
громко сопящая. Щенки толклись вокруг нее, висли на сосках, попискивали,
срываясь, все одинаковые и потому неинтересные, но сама она потрясала
воображение. Низенькая грязная комнатка в коммунальной квартире, где это
чудо извращенной природы обитало вместе со своим пьяным хозяином, его женой,
застывшей у двери с видом статуи Терпения, и их малолетним, но уже
украшенным синяками боевым отпрыском, тоже была зрелищем не совсем обычным.
В поселке моего детства такие фигуры попадались сплошь и рядом, но то было
давно, я успела отвыкнуть...
- Вы сами-то откуда будете? Условия у вас есть?
- Двухкомнатная квартира. В городке, километров двадцать от Москвы.
- Вот, значится, увозите невесть куда, и кто там вас знает, как оно
еще... Я в плохие условия щенка не отдам, не смотрите, что люди мы
необразованные, я про это так считаю, что ответственность иметь надо, потому
как собака, она тоже чувства чувствует, только что сказать не может.
- Да, я понимаю, - мне уже хочется уйти, провались он в тартарары
вместе со своими боксерятами. Нахальная физиономия мужика гримасничает
передо мной, скалит редкие серые зубы, обдает жарким духом перегара. А я
устала. После полубессонной ночи и бесконечного пустого дня на службе голова
свинцовая, все как в тумане, в дурном сне. Что он там бормочет? Чего ему
нужно? В клубе сказали, что щенки продаются, но он, похоже, не спешит с ними
расстаться.
- Я вобче-то вникУть должен, кому отдаю, вы хотите обижайтесь, хотите
нет, у меня насчет этого строго. А то вы, может, жестоко обращаться станете,
человека сразу не поймешь, его сперва распознать надо, дело это такое, что я
и в гости потом еще не раз к вам съезжу, на двадцать ваших килОметров не
посмотрю! Проверить надо, а ежели что не так, лучше вам бы на свет не
родиться, человек я прямой...
- Пять! - мяукнул тихонький, но твердый голосок. Валентина. Я забыла о
ней, черт, что у меня с головой?
- Вы это в каком же, извиняюсь, смысле?
- Пять рублей накинем. Ни копейки больше. Забираем щенка и до свиданья.
Не обессудьте, нам недосуг.
И говорок вдруг простонародный. А, ну да, она же сибирячка, из рабочей
семьи, хотя при взгляде на нее этого не скажешь - годы, проведенные в
университете, превратили Валю не только в специалиста по романо-германским
языкам, но и в модную, холеную столичную штучку. Однако ее присутствие
оказалось небесполезно: мужик опешил, мнет в ладони деньги, еще бубнит
что-то, но я уже запихиваю в сумку толстого, как поросенок в миниатюре,