"Ирина Николаевна Васюченко. Иcкусство однобокого плача" - читать интересную книгу автора

прачки и физиономией, на которой за последние двадцать лет не изображалось
ничего, кроме верности постылому долгу, витала над моими штудиями, впрочем,
скоро забытыми. Надо полагать, я безотчетно старалась чем ни попадя
заслониться от того, что пришла пора осознать.
Значит, Али?
Отменное имя. Но душа не лежит...
В чем дело? Неужели в том, что "мы хороним"? Ах, так я становлюсь
суеверной? Полный распад личности: мало того что размокла и отупела от тоски
по субъекту, утратившему все права на уважение! Теперь, выходит, еще
подвержена беспредметным страхам? Ну уж нет!
- Назовем его Али. И коротко, как папа хотел, и звать удобно. Слышишь?
Ты - Али. А хорош чертовски. Однако хватит, иди, ну?
- Али! Ура! Замечательно! Сашка, ты молодец... постой, ты куда это
собралась? Ведь только что вернулась, на улице хоть глаз выколи... Посидим в
тепле, с Али поиграем, что еще нужно для счастья?
- Для счастья ничего, но для здорового сна рекомендуется променад. Я
ненадолго.
- Я с тобой!
Вот досада: похоже, Вера всерьез полагает, что меня лучше не оставлять
одну. Глубочайшее заблуждение, но разуверять не возьмусь. Обидится... Я
стараюсь никого не обижать. Вести себя прилично. Это все, что мне остается.
Фонарей мало, мы идем, оскальзываясь в темноте, едва видя друг друга.
Это хорошо. Можно расслабить лицевые мускулы, натруженные притворными
улыбками.
- Что делается в ликбезе? Как твоя сессия?
- В общаге то же, что и всегда. Прею над книжками. Ритка шастает в
поисках свежих впечатлений. Вваливается поздно ночью и с порога возвещает
либо: "Вера! Народ интересен!", либо "Вера! Народ мерзок!" Далее - страстная
система доказательств. Сессия кошмарна, я, как обычно, в панике, но надо
думать, что и на этот раз обойдется... Шурк!
- Да?
- С тобой поговорить можно?
- А до сих пор ты что делала?
- Чирикала. А хочу поговорить.
- Валяй.
Маленькая, но революция. Доселе мою суверенность в семье, спасибо им,
так чтили, что вопросов не задавали. С полгода назад, когда Вера,
погруженная в романтическую меланхолию и докучные науки, почувствовала, что
у нас не все в порядке, она и не подумала расспрашивать. Вместо этого
сочинила в довольно динамичных, растрепанных стишках "Балладу о Гегенюбере".
Там описывались приключения заколдованной красавицы по имени Гегенюбер,
которая, заманив кавалера в свои объятия, убивает его ударом толстенной
дубины за то, что, утомившись ласками, осмелился вздремнуть в ее
присутствии. Что примерно означало: не очумела ли ты вконец со своим
проклятым максимализмом? Человек так к тебе относится, а ты...
Хоть на душе было более чем кисло, вызов я приняла и за вечер
состряпала "Сказанье о королевском саде", где также в рифму излагала притчу
о вздорном нищем короле, по зимнему времени навравшем, будто болото перед
его дворцом - прекрасный сад, из-за чего весенней порой, когда трясина
раскисла, легковерный гость прежалостным образом в ней утоп. Отделка стишков