"Аркадий Николаевич Васильев. В час дня, ваше превосходительство " - читать интересную книгу автора

"любил эмоционально" - над полем поднимается солнце, капельки росы на
молодых липких листьях берез, отливает коричневым блеском свежий,
только-только вспаханный пласт, и над всем этим стоит не просто мужик в
рваных портах и старых, пропахших навозом онучах и не древнюю, засыпающую на
ходу клячу понукает он, а стоит этакий Микула свет Селянинович с огнедышащим
чудо-конем!..
Ради этого Микулы Селяниновича, а точнее, для того, чтобы учить этого
добра молодца, как надо жить, когда к власти придут эсеры, и прикатил Борис
Викторович после Февральской революции из эмиграции в Петроград на первом
пароходе.
При встрече было все: живые цветы, слезы на глазах, и не только у дам,
всплакнул даже Александр Федорович Керенский. И потом, как положено, банкет,
опять пылкие речи, жаркие объятия, даже шампанское - продукт по тем временам
отчаянно дорогой.
После цветов, рукопожатий и объятий начались деловые дни, будничные
хлопоты.
Сначала они были приятными, даже милыми. Организатор покушений на
министров, шефа жандармов и генерал-губернаторов сам стал, правда на
короткий срок, генерал-губернатором Петрограда.
Но вслед за приятностями началось черт знает что!
Не только в столице, а повсюду происходило совсем не то, чего ожидал
Борис Викторович. Бог с ним, с Питером, даже с Москвой, с
Иваново-Вознесенском, там всегда верховодили социал-демократы, проповедующие
марксизм. О марксизме у Бориса Викторовича понятие было тоже смутное: так,
изредка заглядывал, и то больше в эмиграции, в книги господина Плеханова,
что-то насчет монистического взгляда на историю... Но показалось скучно -
темпераментному, пылкому боевику нужно было совсем другое.
Если по улицам Питера - от застав, от Путиловского завода, с Выборгской
стороны - шли колонны демонстрантов с плакатами "Вся власть Советам!",
"Долой министров-капиталистов!" - это, в общем, для Савинкова не было полной
неожиданностью. Неожиданным, удивительным, даже странным было поведение
Микулы Селяниновича. Борис Викторович предполагал, что крестьяне, мелкие
землевладельцы, найдут общий язык с крупными землевладельцами. Понятно,
крупные должны добровольно кое-что отрезать от своих палестин, подарить
общинам, а общины, в свою очередь, эту землю распределят по справедливости.
Меры этой самой справедливости Савинков не знал, ему очень нравилось само
слово - "справедливость". А кому и сколько земли, на какой срок - навечно
или временно? - это уже скучные детали, пусть ими занимаются землемеры.
А Микула Селянинович не прислушивался к нему, Савинкову, стал
действовать по-своему. В 1905 году он [93] пускал, и частенько, в барские
хоромы красного петуха. Это можно было понять и простить - насолили мужикам
некоторые неумные господа. Но сейчас не 1905 год, а другие времена! Можно же
договориться наконец! А мужики уже стали выгонять господ, поджигать усадьбы,
но чаще берегли их, даже охраняли; особенно машинные сараи, где хранились
сеялки, веялки, косилки, - пригодятся, дескать; и, как пролетарии, ходили с
лозунгами "Вся власть Советам!". И еще одно было тягостно, непонятно -
русские люди в большинстве своем не хотели воевать, продолжать войну с
Германией.
И Савинков поспешил на Юго-Западный фронт, полномочным комиссаром
Временного правительства при генерале Лавре Георгиевиче Корнилове. Надежд на