"Иван Василенко. Подлинное скверно" - читать интересную книгу автора

судовладельцу Христофору Галактионовичу Прохорову о сорока пяти рублях".
Павел Тихонович в непривычной для себя обстановке смущался и излагал
обстоятельства дела очень сбивчиво. Чеботарев, напротив, чувствовал себя как
рыба в воде, делал иронические восклицания, перебивал показания истца
разными вопросами, отчего тот терялся еще больше. Свою речь Чеботарев
нарочито составил всего из нескольких слов. Он сказал:
- Благодарю вас, господин судья, за предоставленную мне возможность
дать исчерпывающее объяснение. Но разрешите этой возможностью не
воспользоваться: все ведь и так ясно. Где же это видано, чтобы
работополучатели решали за работодателей, что и как делать из материалов
последних и за их счет! Мир пока еще с ума не спятил.
Для составления решения судья даже не удалился в отдельную комнату, а
написал его здесь же, за столом. В иске Павлу Тихоновичу было отказано. И
сейчас же, после оглашения решения, судья объявил:
- Слушается дело по жалобе судовладельца Христофора Галактионовича
Прохорова на мещанина Павла Тихоновича Курганова об оскорблении словами.
Тут только понял Павел Тихонович, что вручение ему полицией двух
повесток - одной он вызывался в качестве истца, а другой в качестве
обвиняемого - вовсе не являлось ошибкой, как он думал раньше.
Теперь уж Чеботарев развернул все свое красноречие. В высокопарных
выражениях, с умилением в голосе он говорил об "уважаемом, почтенном и
высоконравственном нашем согражданине Христофоре Галактионовиче Прохорове,
щедрые пожертвования которого на городские нужды снискали ему любовь и
благодарность всего города". Затем он желчно охарактеризовал обвиняемого
ремесленника Курганова как личность дерзкую, наглую и хамскую.
- И вот этот, с позволения сказать, человек осмелился назвать моего
доверителя, ноготка которого он не стоит, старой калошей, рваным хомутом и
другими словами, даже неудобными для произношения в сем помещении, где висит
портрет государя! - оскорбленно воскликнул адвокат.
В качестве свидетеля со стороны жалобщика был допрошен кучер Прохорова.
Он кланялся, бросал для большей убедительности шапку об пол, крестился и
повторял:
- Собственными ушами слышал, как он ругал моего боарина! Дырявой
калошей, хомутом... Да это что! Такими непотребными словами обкладывал, что
мне аж стыдно делалось! Собственными ушами слышал, чтоб не сонтить с этого
места!
- Господин судья, так меня же первого оскорбили!.. Ведь Прохоров меня
проходимцем обозвал! Как же можно стерпеть? - с болью в голосе оправдывался
Павел Тихонович. - Если я бедный ремесленник, так должен покорно глотать
брань богача? Где же справедливость? Не понимаю...
Судья не удалился для составления приговора и на этот раз. В оглашенном
решении говорилось, что суд считает факт оскорбления мещанином Павлом
Тихоновичем Кургановым судовладельца Христофора Галактионовича Прохорова
доказанным и подвергает Курганова заключению в арестном доме сроком на две
недели.
Когда Чеботарев направился к выходу, угреватый письмоводитель Васька
забежал вперед и распахнул перед ним дверь.
А Павел Тихонович продолжал стоять перед судьей и смотреть на него.
Казалось, он силился понять, что с ним произошло в этой запыленной комнате.
- Ваше дело окончено. Можете идти, - сказал судья.