"Юрий Васильев. Ветер в твои паруса (Роман-газета No 12 1974 г.)" - читать интересную книгу автора

треть века - чем-то знаменательный возраст.
- Точно, - сказал Павел. - Знаменательный. И удачливый. Мне только что
звонил Алексей Рогозин, мой школьный товарищ. Он теперь в министерстве.
Приказ о назначении подписан. Ты улавливаешь суть? Тридцать три года. Отец
преподносит папку для бумаг, а товарищ из министерства - назначение в
Ленинград. Буду я теперь специалистом по Северо-Востоку и буду рай в месяц
приезжать к тебе на коньяк. А? Ты доволен?
- Я доволен сынок. Очень доволен. А теперь давай пить кофе.
Они позавтракали молча. Потом кто-то позвонил, отец вышел и вернулся с
письмом, - - Тебе, - сказал он.
Павел вскрыл конверт.
"..Я получила вашу открытку, дорогой Павел Петрович, и очень сожалею,
что вы нас не застали. Мы с дочерью отдыхали в санатории. Приезжайте. Надо
ли говорить, с каким нетерпением я буду вас ждать. Всякая весть о моем сыне
мне очень дорога. Ваша Лидия Алексеевна".
- Кто это? - спросил отец,
- Это мать моего друга, я рассказывал тебе... Ну, что ж, папа, я,
пожалуй, поеду. Мне надо побывать за городом. Ты разрешишь взять машину?
- Конечно, бери. Она заправлена.
В министерстве было прохладно и гулко. Павел шел по коридорам, встречал
старых приятелей, кивал головой, и ему уже не хотелось, как прежде,
отыскивать среди них северян и долго выспрашивать, что и как. Теперь это
вроде бы ни к чему.
Алексей Николаевич Рогозин, полярник, так сказать, де-юре, мудрый, и
респектабельный, сразу же ухватил суть вопроса и, как всегда, сразу его
сформулировал.
- Хватит, - сказал он. - Я понимаю, поездил, поколобродил, надо и
кирпичи укладывать, - и подмигнул, хорошо подмигнул, понимающе. - Семью надо
устраивать, Детишек заводить, костюм пора на плечики решать, а не так,
шаляй-валяй... К тридцати годам, мой друг, окислительные процессы в
организме затухают, человек достигает состояния динамического равновесия;
отдача должна быть равна поступлению... Словом, Питер?
- Питер, старина.
- Заметано.
- И свадьба через неделю.
- Скажи пожалуйста! И у меня завтра свадьба. Слушай, по старой дружбе -
давай ко мне! Гульнем, а? С размахом, по-северному...
- Это мы умеем; - перебил Павел. - Гулять по-северному, работать
по-материковски... - И тут же осек себя: - Спасибо, Леша, не выйдет. Завтра
уезжаю. Но мысленно с вами.
- Жаль, старина. Ну, ничего. Поезжай. А к концу года вызовем тебя на
коллегию.
...Выехав на Белорусское шоссе, Павел облегченно вздохнул: он уставал
от трамваев светофоров, от лезущих под колеса старушек. Сидеть за рулем в
Москве давно стало не отдыхом, а потной работой, Москва утомляла его, зато
вырвавшись за город, Павел вел машину так, что стрелка его спидометра всегда
качалась у ста километров. Он любил пригород. Но не сегодня, потому что
сегодня он ехал прогулку, и ехать ему было трудно.
Он не умел утешать, не умел говорить слова, которые надо говорить,:
потому что так принято, и, понимая, что ехать он должен, заранее боялся этой