"Борис Львович Васильев. Прах невостребованный " - читать интересную книгу автора

любимой женщины. А на дворе сейчас дождь, грязь, сыро и туманно. Щелкают
выстрелы, вот бомбу бросили - землянка задрожала, а не пугает уж почти. Да и
что это значит после последних наших боев? Вот там - да! Да, дорогая, я все
забываю тебя предупредить, чтобы ты не волновалась, когда долго не получаешь
писем. Ведь если что-нибудь случится со мною, то полк тебя немедленно
известит. Кроме того, мы, офицеры, перед боем обмениваемся адресами.
Теперь несколько слов по поводу содержания твоего 7-го письма. Ты
сетуешь на то, что не встретила во мне настолько сильного волей человека,
какого бы тебе хотелось. Что ж? Не будем говорить о том, у кого сильней
воля - дело не в этом! Ты говоришь, что в прошлом много пережила - верю и
кое-что знаю. Я как-то обещал тебе свою краткую автобиографию, которая
помогла бы тебе уяснить некоторые черты моего характера. Отложу это до более
спокойного времени, а теперь скажу только, что, имея 8-9 лет отроду, будучи
не очень сильным мальчиком, я грузил в вагоны антрацит, что с 14-ти лет я
был в абсолютном смысле слова самостоятельным, что на мое обучение никем не
истрачено ни одной копейки, что я поехал в Семинарию, имея в кармане шесть
рублей, а до поступления туда я был некоторое время чернорабочим. И все это
не потому, что мои родители были так уж бедны, а потому, что я болезненно
самолюбив. Ты думаешь, мне легко стоило писать тебе письмо с просьбою? Я до
сих пор при воспоминании краснею, хотя здравый смысл подсказывает, что такая
щепетильность - ерунда!
А все-таки меня больно кольнуло твое сообщение о том, что тебе кто-то
предсказывал о роли материальных средств в вопросе брака. Скажи откровенно,
зачем ты это написала?
А впрочем, все это - ерунда. Пиши чаще, Женек. Крепко тебя целую.
Привет Оле.
Федра".
"30 сентября 1916 г. № 29
Если бы ты знала, Женек, как я скверно сегодня себя чувствую. Зол на
весь мир. Нет, даже не зол, а так. В душе чорт знает что.
Сегодня получил письмо. Отец пишет, что моя мама умерла. Какое страшное
слово: умерла! Я любил ее, как только способен был любить, и в то же время я
бесконечно виноват перед нею. Ну оставим это. Поговорим вот о чем: с каждым
днем мы все ближе к зимней стоянке. Отпуска будут разрешены. Возьму отпуск и
я, конечно, но только не раньше, как получу Золотое Оружие (т.е. не самое
оружие - оно не выдается, а лишь право на его ношение). А это будет,
пожалуй, не раньше Рождества. Тогда заеду на денек к отцу, но, конечно, уж
после того, как увижу тебя. В первом же твоем письме напиши, пожалуйста, как
обстоит дело в Москве с меблированными комнатами, потому что если такая же
теснота и такая же дороговизна, что и раньше, то это поставит меня в
затруднительное положение. Конечно, для нас обоих было бы лучше, если бы ты
была в Ярославле - меньше любопытных глаз и больше свободы. А то опять эти
"бабушки", те же рассказы о невоспитанности и непригодности современной
прислуги - ох!
Ну, до свидания, моя орлица. Подожди, отрастут у твоего орла крылья,
тогда уж не услышишь "похоронной"! Привет Оле, если ты взяла ее с собою в
Москву.
Твой Федра".
"4 октября 16 года. № 30
Опять несколько дней я тебе не писал, а причина одна: нет конвертов. То