"Борис Львович Васильев. Прах невостребованный " - читать интересную книгу автора

марш; небо ясно, чисто, звездами усыпано; изредка набегает ветерок, а
впереди отчетливо раздается трескотня ружейной перестрелки. Небо в стороне
противника время от времени озаряется ракетами, а иногда ночную темноту
хлестнет луч прожектора, порыскает по опушке леса, по нашим окопам, метнется
дальше к нам в тыловыя части - и еще гуще темнота.
Чисто и ясно в небе, чисто и ясно на душе. Грустно как-то: плакать
хочется, хочется прижаться к тебе, моя беляночка, и открыть в беседе душу. О
чем? И сам не знаю: все липкое, грязное, наносное смывается с души дыханием
рыскающей здесь смерти. Рядом с нашей халупой - братское кладбище: простой
деревянный крест, холмик, обложенный дерном, - вот все, что осталось от
молодых жизней. Да, Женек, только здесь вдумчивый, с чуткою душою человек
сможет понять себя, только здесь он может проникнуть в глубь своей души и
заставить звенеть струны, доселе молчавшия. Люблю я тебя, беляночка, и
мечтаю, знаешь, о чем? О том, как я возвращусь к тебе, как мы устроим свою
жизнь, как хорошо после будет... Но, Женек, ты не будь такою пассивною,
каким быть вынуждают меня обстоятельства, а действуй: я надеюсь, что ты
разведешь меня, хоть и стыдно немного сознаваться в том, что без тебя я вряд
ли смог бы освободиться, вырваться из клетки. Я думаю, что будет так, как мы
хотим.
Ну, до свидания, Женек. До свидания, моя дорогая. Крепко тебя целую и
прошу беречь нервы и здоровье. Передай привет Абрамовым и Оле. Пиши,
дорогая!
Твой Федра.
Действующая армия, 22-й Сибирский стрелковый полк. Пришли, Женек,
папирос, сухарей и плитки 3-4 шоколада".
"8 августа 16 г. Окопы. № 7
Вчера в 9 ч. вечера я в первый раз попал в окопы. В 6 ч. веч. меня
вызвали из резерва в штаб полка и направили на передовую линию. В нескольких
десятках шагов от окопов - богатый, обшарпанный замок какого-то магната. Я
сегодня утром был в нем - массивныя стены, лепныя потолки, опирающиеся на
колонны; почти все комнаты украшены картинами, добрая половина которых
испорчена осколками снарядов по стенам, по полочкам, окаймляющим стены, на
кронштейнах - кабаньи, медвежьи головы, искусно сделанныя чучела птиц;
очевидно, было и оружие, но его частью увезли при отступлении, а частью
растащили при занятии замка. Зашел я в библиотеку - шкафы разбиты, книги
(многие в очень богатых переплетах) разбросаны, порваны; коллекция старинной
фарфоровой посуды разбита: часть еще сиротливо ютится на полках, а
остальное - на полу в тысячах осколков.
На сегодня у нас предполагается атака, но начавшийся еще с раннего утра
огонь помешал этому; теперь идет оживленная артиллерийская перестрелка;
через наши головы ежеминутно проносятся с каким-то характерным свистом
снаряды; вот сейчас ударил снаряд в двадцати шагах, другой... Сердце сильно
забилось, и рука чуть-чуть дрожит. Сижу, прижавшись к стене. Ничего, нужно
привыкать, нужно тренировать себя, может быть, и пригодится эта тренировка.
Жду деньщика, который должен принести сюда обед (если только не
струсит). Это письмо отправлю с ним, ему же я дал твой адрес на всякий
случай. До свидания, Женек. Некогда писать.
Твой Федра".
"10 августа 16 г. № 8
Дорогая Женек! Начну с того, что Емельянчик получил три раны в правую