"Владимир Васильев, Анна Ли "Идущие в ночь"" - читать интересную книгу автора

говорил, невзрачная такая белобрысая девчоночка, и вспомнить-то нечего. Ну
и ладно. Она, если до сих пор жива, тоже, наверное, обо мне и не
вспоминает.
Надо полагать, был у меня и отец. Беш сначала думал, что это кто-то из
своих - может, даже он сам. Но таких огненно-рыжих, как я, в шайке ни
одного нет. Значит, кто-то из заезжих гостей подарок оставил. В наших
краях рыжих вообще мало. Если девчонка рыжая, считается, что счастья ей в
жизни не будет - ни ей, ни ее семье. Ну, я-то не человек, эта примета меня
как раз не касается.
Что же до счастья... Замнем, а?
То, что я осталась жить, целиком и полностью заслуга Беша. Или вина - это
как посмотреть. Беш, которого в шайке за глаза называли Душегубом, а в
лицо величали не иначе, как Хозяином, с первого же синего дня моей жизни
стал мне мамочкой, папочкой и доброй динной в одном лице.
Я думаю, в этот день все началось с того, что закричали женщины. Женщины у
Беша вместо сторожевых шавок. Сразу поднимут вой, если что-то стряслось...
...В полутемной комнате, где запах немытых тел смешивался со стойкой вонью
дешевого самогона и курительной травы, заплакал младенец. Одна из женщин,
спавших на куче тряпья в углу, что-то промычала во сне и пихнула соседку в
бок. Та беспокойно зашевелилась, но продолжала спать.
Свет синего дня просачивался в комнату через щели в скособоченных ставнях.
Младенец заплакал громче и заворочался в колыбели, подвешенной к балке
низкого потолка.
- А, чтоб тебя Тьма забрала! - послышалось из дальнего угла. Кряхтя и
охая, встала со своей лежанки старая повариха Фонья - единственная женщина
в шайке, которую звали по имени, а не "эй, ты!". В синем полумраке старуха
подошла к столу, взяла какую-то тряпку, окунула ее в кружку с недопитым
пивом. Младенец заскулил и захныкал с подвыванием.
- Сучки ленивые, - пробурчала Фонья, глядя на спящих женщин.
Отжимая тряпицу, она шагнула к колыбели и, не глядя, сунула пропитанный
пивом жгут ребенку в лицо.
Острые зубки впились старухе в ладонь.
Фонья от неожиданности даже не заорала. Она коротко, полузадушенно
ойкнула, отдернула руку и склонилась над колыбелью.
Выпроставшись из старой юбки, которая должна была служить младенцу
пеленками, в колыбели лежал новорожденный котенок карсы. Рыжая шерстка
была влажной, крошечные ушки плотно прижаты к голове. Как известно, кошки
рождаются слепыми, но зубастыми - и маленькая карса не была исключением.
Веки детеныша были плотно сомкнуты, зато в розовой пасти виднелись мелкие
и острые зубки. Наверное, взрослая самка карсы сочла бы малышку
очаровательной.
Старая Фонья громко икнула и выпучила глаза.
На шее звереныша болтался деревянный оберег, призванный сохранить дитя от
оборотней.
Звереныш снова заскулил, разевая крошечную пасть и поводя мордочкой в
разные стороны. Его плач и впрямь легко было спутать с криками
человеческого младенца - тем более что причина была одна и та же: ребенок
хотел есть.
Кто-то из женщин завозился в углу:
- Что ты там стоишь, дура старая? Дай ей воды!