"Алексей Варламов. Лох" - читать интересную книгу автора

минуту что угодно.
-- Предатель! -- прошипел Голдовский.
Они вышли на улицу, и их окатило пронизывающим ветром Страстной недели.
Тезкин шел молча, не закрывая лица и не застегивая куртку, и Голдовский едва
за ним поспевал.
-- Застегнись, простынешь же! Куда ты идешь? Нам совсем в другую
сторону.
Тезкин прибавил шаг, продолжая углубляться в лабиринт домов. Лева уже
отчаялся чего-либо от него добиться и волочился следом. Они зашли в какой-то
лес, промокли и, наконец, оказались на кольцевой дороге.
-- Брат, -- произнес Голдовский жалобно, -- я не могу терять вас двоих
одновременно. \
-- Ты просто. Лева, очень завистлив, -- вздохнул Тезкин устало. \ На
дороге было темно, никакие автобусы давно уже не ходили, лишь"
изредка проносились на бешеной скорости грузовики, и, не попадая зубом
на зуб, Лева спросил:
-- Ты хоть знаешь, куда нам теперь идти?
-- Нет, -- ответил Тезкин, -- но думаю, что в разные стороны.
-- Не бросай меня,--сказал Голдовский очень серьезно,--бабы-- это дело
наживное, а друзей у тебя больше не будет.
Назавтра, когда семья и близкие собрались провожать рекрута, Александр
к еде почти не притрагивался и даже не пил, сидя за столом, словно невеста,
проданная богатому и старому жениху. Зато в зюзю надрался его приятель, рвал
на себе рубаху и говорил, какая же он сволочь, обещал, что будет следить за
Катькой все два года, не прикоснется к ней сам и других не подпустит, умоляя
простить его с той настойчивостью, с какой это имеют обыкновение делать все
пьяные. А Тезкин и не держал против него никакого зла, ибо хорошо понимал:
ни в чем Лева не виноват, был он только инструментом в чьих-то всевластных
руках, спорить с которыми бессмысленно.
Но стоический сей вывод должного утешения ему не принес: плакать
хотелось Саньке горючими слезами, потому что подсказывала ему магическая
интуиция -- Козетта его не дождется.
-- Да ты что? -- утешал Лева. -- Ты не знаешь русских женщин, брат.
Если она на самом деле любит, она что хочешь за эту любовь отдаст.
', Тезкин вздрогнул, и тоскливое предчувствие еще сильнее сжало его
юное сердце.

5
Поезд с худо. одетыми, стрижеными и небритыми новобранцами уже
несколько дней ехал на восток, за Волгу и за Урал, через степь оренбургскую
и степь барабинскую. Домашние припасы быстро подошли к концу, все заскучали,
молча глядели в окна, где за пыльными стеклами виднелось много часов одно и
то ж: унылая равнина. Только на третьи сутки дорога переменилась, показались
леса и горы, огромные реки и большие города, а вслед за ними однажды утром
Тезкин проснулся и даже на мгновение забыл о Козетте -- сколько видно было
глазу, сверкала байкальская вода, еще не полностью освободившаяся ото льда.
Несколько часов они ехали вдоль берега, едва угадывая на другом дымку
заснеженных гор. Опять начались степи, но уже совсем иные, и наконец
полсуток спустя поезд остановился на полустанке, откуда их повезли гю
цветущим всеми мыслимыми и немыслимыми цветами сопкам к месту будущей