"Алексей Варламов. Затонувший ковчег (Роман)" - читать интересную книгу автора

заканчивались все большие и малые революционные и церковные празднества.
Машу Цыганову и ее непутевую мамашу со всех сторон обступили сведущие
старухи:
- Богом твоя девка отмечена. Уберегла ее Евстольюшка, смиловалась и взяла
под свой покров. Отдай девку в скит. Отмолит грехи твои.
- Ну вот еще! - фыркнула Шура, но под сердцем у нее недобро засосало, и
перемешались в голове странное позднее зачатие, свинья Машка, дитя не
тронувшая, молния эта. Все же по-крестьянски расчетливая Цыганиха
заколебалась, что будет выгоднее: лишние килограммы грибов и ягод или же
душевное спасение? И выбор остановила на мирском, рассудив, что о душе можно
будет позаботиться позднее.
Однако Машина жизнь переменилась, к ней ходили теперь всякий раз, когда
случалась большая или маленькая беда, и она почувствовала себя в родном
поселке непривычно и не знала, что отвечать просившим о помощи людям. А так
как церкви в "Сорок втором" не было и некому было разъяснить темным бабкам
их суеверие, строго по-пастырски отчитать и наложить епитимью, за дело
взялся давний и заклятый оппонент Бухары, уже много лет в одиночку с ней
воюющий,- директор леспромхозовской школы Илья Петрович. Тот самый, кому
выпало быть свидетелем чуда и который в день обретения мощей неожиданно
почувствовал себя совершенно здоровым.


Глава III. Святители и просветители

Илья Петрович был, вероятно, единственным на весь "Сорок второй" человеком,
приехавшим в поселок добровольно. Выпускник московского пединститута, он сам
выбрал отдаленную школу, где имелась вакансия учителя физики. По приезде
оказалось, что не заняты также вакансии других учителей-предметников и
директора. Молодому педагогу предложили временно сделаться местным
Ломоносовым и целиком возглавить обучение в школе. Илья Петрович взвалил эту
ношу и уже семь лет ее на себе волок. К той поре, когда произошла история с
Машей Цыгановой, директору было чуть больше тридцати, но выглядел он старше
своих лет, быть может, потому что одиноко и нелюдимо жил на казенной
квартире при школе. Широкоплечий, рослый, но как-то неладно скроенный, он
внешне напоминал скульптуру, которую попытался высечь из цельной каменной
глыбы незадачливый мастер. Тесал, тесал, да, так и не доделав или отчаявшись
обработать неподатливый материал, бросил как есть.
Директор вел жизнь, совершенно недоступную пониманию посельчан. Он не пил
водку, не курил и не ругался матом, но зато выписывал массу журналов и
газет, о которых в "Сорок втором" не слышали, а когда ездил в район, то
привозил оттуда всякий раз несметное количество книг. Известно было также -
хотя Илья Петрович факт этот не афишировал и даже как будто немножко
стеснялся, но в маленьком поселке попробуй что-нибудь скрой - что время от
времени отсылал он в редакции московских и ленинградских журналов объемные
бандероли и некоторое время спустя получал в ответ тоненькие письма, надолго
погружавшие его в печаль.
Родители его побаивались, дети обожали. Несмотря на грозную внешность, они
чувствовали в нем необыкновенную доброту. К тому же знал он так много
интересного и так здорово умел об этом рассказывать, что самые отпетые
лентяи и хулиганы на его уроках смиренно сидели, слушая поразительные