"Фред Варгас. Человек наизнанку (Роман) " - читать интересную книгу автора

четыре десятка, интересно, кто из них проявляет агрессивность? Небольшая
группа? Отдельные пары? Или какой-нибудь одиночка? В историях, что
рассказывали старики, это был именно волк-одиночка: неуловимый, жестокий, он
крался в ночи, припадая к земле. Огромный хищник. Меркантурский зверь. А в
домах сидели испуганные дети. Адамберг закрыл глаза. "Волчьи глаза в ночи
горят, как уголья, малыш, горят, как уголья".

III

Лоуренс Доналд Джонстоун вернулся в деревню только в пятницу, часам к
одиннадцати вечера.
Обычно между часом и четырьмя часами дня сотрудники заповедника в
Меркантуре работали или просто дремали, устроившись в каком-нибудь бараке,
сложенном из грубо отесанных камней: они во множестве были разбросаны по
склонам гор. Лоуренс обосновался неподалеку оптовой территории Маркуса, в
заброшенной овчарне, где пол был покрыт столетним слоем навоза, высохшего
очень давно и потому совершенно не пахнувшего. Однако Лоуренс из принципа
все тщательно вычистил и вымыл. Огромный канадец, привыкший, раздевшись до
пояса, растираться снегом, никак не мог смириться с тем, что люди, покрытые
многодневным липким потом, валяются прямо на овечьем дерьме. Он считал
французов очень неопрятными. Когда он ненадолго попал в Париж, этот город
дохнул на него выхлопными газами, мочой, винным и чесночным перегаром. Но
именно в Париже он встретил Камиллу, поэтому Париж был великодушно прощен.
Так же, как плавящийся от солнца Меркантур и деревенька Сен-Виктор-дю-Мон,
где они с Камиллой временно поселились. И все-таки эти типы ужасно
неопрятны. Лоуренс так и не смирился с их ногтями в черных ободках, сальными
волосами, серыми от грязи растянутыми майками.
Каждый день после полудня он располагался в чисто прибранной старой
овчарне, стелил брезент на сухом земляном полу и усаживался на него. Он
разбирал материалы, просматривал снимки, сделанные утром, готовился к
вечерним наблюдениям. Последние несколько недель на горе Мунье охотился
старый, одряхлевший волк-одиночка, почтенный Август, которому минуло уже
пятнадцать лет. Он отправлялся на поиски добычи только до рассвета или после
заката, по прохладе, и Лоуренс не хотел пропустить его появление. На самом
деле старый зверь не столько охотился, сколько просто старался выжить. Силы
его убывали, и даже самая легкая добыча ускользала от него. Лоуренс
спрашивал себя, сколько волк еще продержится и чем все это закончится. И
сколько времени продержится он сам, Лоуренс, прежде чем начать подстреливать
дичь и подкармливать старого Августа, нарушая закон заповедника, гласящий,
что животные должны выпутываться сами, а если не могут, пусть дохнут, как в
доисторические времена. Если Лоуренс притащит старику зайца, разве это
нарушит природное равновесие? Как бы то ни было, это следовало сделать, и
необязательно ставить в известность французских коллег. Эти самые коллеги
уверяли его, что помогать животным - значит ослаблять их и грубо попирать
законы матушки-природы. Разумеется, вот только Август и без того крайне
ослабел, и законы природы тут уже особой роли не играли. И что же в таком
случае могло измениться?
Поев хлеба и колбасы и напившись воды, Лоуренс растягивался на земле,
подкладывал руки под голову и думал о Камилле, о ее теле, о ее улыбке.
Камилла была такой чистой, она всегда так приятно пахла, а главное, она