"Меня нашли в воронке" - читать интересную книгу автора (Ивакин Алексей Геннадьевич)

Глава 6. Партизаны

Лютей и снежнее зимы Не будет никогда, - Эвакуированы мы Из жизни навсегда. Ах, мама… Ты едва жива, Не стой на холоду… Какая долгая зима В сорок втором году. А. Васин. «Холода»

Фельдполицайкомиссар Дитер Майер трясся в маленьком «Опеле» и размышлял о внезапно открывающихся перспективах карьерного роста. Обычный допрос этого контуженного русского дал такие неожиданные результаты. Вообще-то, положа руку на сердце, тому гауптману, — как его… Бреннеру, кажется? — полагалось его просто сдать армейской разведке.

Какое счастье, что Майер оказался рядом и решил развлечься. И вот, американские сигареты «СССР. Первые», корейская зажигалка и комплект русского камуфляжа в багажнике могут открыть ему путь наверх, из этих чертовых болот, как минимум в штаб армии.

Жалко, черт побери, что этот русский сошел с ума. Никогда не поймешь, что у них в голове. Одно понятно точно — все они животные. Один Глушков чего стоил. Та еще тварь. Ему бы лишь нажраться и залезть на бабу. Вот и долазился. Тот дурачок шлепнул его прямо на девчонке. Интересно, сошла она с ума тоже или придет еще в себя?

Впрочем, что до нее? Когда он приедет в заслуженный отпуск с Рыцарским Крестом, любая арийка…

…Бам! И тут машину тряхнуло так, что Майер едва не сломал шею о потолок кабины.

— Чертова свинья! — заорал он на водителя, но тот повалился на комиссара, брызгая кровью и обезображенного лица.

Что-то ухнуло, захлопали винтовки, раздалась автоматная очередь. По корпусу машины застучали пули.

Партизаны! Майер лихорадочно задергал дверную ручку, попутно вытаскивая из кобуры «Вальтер».

И едва он вывалился из машины, как в лицо уперся ему ствол. Комиссар поднял взгляд и увидел парня в телогрейке. Вполне, между прочим, арийской внешности. Немец даже не успел пожалеть о Германии, как партизан нажал на спусковой крючок.

— Костя! Дорофеев! Чего там у тебя? — крикнули парню из придорожных кустов.

— Шишка какая-то. С портфелем.

— Кончил?

— Ага!

— На хрена?

— А на хрен?

— Тоже правильно. Пошарь там, может, есть чего?

Партизан Дорофеев заглянул в машину, пошарил в бардачке, потом прошелся по карманам убитых.

Забрал все более-менее ценное и скрылся в деревьях.

— Совсем немцы охамели. — Буркнул он, когда упал на землю рядом с двумя товарищами. — Без охраны ездят, хоть бы что.

— Чего в машине нашел? — спросил один из партизан.

— Ни хрена хорошего. Портфель только. Да карабин с пистолем забрал.

— Ладно, уходим. Дома глянем, чего там.

И они неторопливо, гуськом ушли в глубь леса…

…Портки мне зашей! — проворчал дед Кирьян. — В лес тут ходил, за гвоздь зачепился…

Рита вздохнула и взялась за нитку с иголкой. Помершая прошлой осенью жена деда Кирьяна, похоже, была хозяйственной женщиной. Рукоделья было столько, что сама Рита, наверное, это все вышивала, вязала, пряла и ткала лет сто. Ну не сто, а пару десятков годков точно. По крайней мере, все эти занавесочки, половички и прочие покрывальца явно домашние, не покупные.

— Дедушка, а ты где гвоздь-то в лесу нашел? — спросила она, вдевая нитку в ушко.

— Да наразбрасывали тут… Ходят всякие и бросают, где попало.

Рита вздохнула.

Дед Кирьян покосился на нее и сказал:

— Не вздыхай как кобыла перед пахотой. Все с твоими знакомцами нормально будет. Дойдут. Виталик, вроде, мужик опытный и злой. Точно, дойдут.

— Хочется верить… Но не очень получается, дедушка…

— Думать тебе, внуча, не о них, сейчас надо. А о себе. Полиция прознает — чаво делать будем? Одну в лес тебя выгонять? Тоже не дело. А мне с тобой идти — только кур смешить…

— Дед Кирьян! — решилась вдруг Рита. — А мы ведь с ребятами не местные…

— Удивила… — буркнул тот ответ. — Быдто не знаю…

— Мы совсем не местные…

— Хы… Как немцы, что ли?

— Хуже. То есть, нет…

И она принялась сбивчиво рассказывать.

Дед только покряхтывал во время рассказа.

— Чудны дела твои, Господи! — сказал он, почесав затылок. — Значит две тысячи восьмой год, говоришь? А войну-то наши, когда выиграют?

— Я уже и не знаю — выиграют ли…

— Это как это? — возмутился дед. — Да чтобы наши войну не выиграли? Да быть того не может! Запомни, девка!

— Я тут, дедушка, по улице шла в Москве. Улица Маршала Жукова, называется. А там поперек нее растяжка рекламная. Ну, плакат такой — «Мерседес. Истинно немецкое качество. Порадуй себя».

— Жуков маршалом, значит, станет… — задумчиво ответил Кирьян Богатырев. — А ведь как я, унтером был…

А Рита, ровно не услышав его, продолжила:

— Русского в Москве ничего и нет уже. Только памятники архитектуры.

— А люди?

— А люди вроде бы русские. А посмотришь — так уже и нет. Помесь американцев с французами. На все им наплевать, кроме себя.

— Как же вы дошли-то до этого?

— Не знаю я… Вроде бы эту войну выиграли… Выиграем. В сорок пятом. А Советского Союза больше и нет. И России, похоже, нету. Раша Федераша.

— Это чего еще такое?

— Российская Федерация. Республика демократическая.

Дед Кирьян засмеялся:

— Это как при Сашке Керенском, что ли?

— Вроде того… Украина сама по себе, Белоруссия, Казахстан… Все по своим углам разбежались.

— Так ведь понятно. Вона, в годы гражданской — что ни уезд, так республика, что ни волость, так независимая. А потом пришли большевики и всех к стенке поставили. И у вас так случиться. Не могёт Россия без руки сильной. Вот когда ваши эсеры с кадетами все развалят окончательно — новый царь и придет.

— Вряд ли, дедушка Кирьян. Слишком там совесть с выгодой перемешана. Всем все равно. Война тут с Грузией была — так сидели как болельщики и по телевизору наблюдали, как наших убивают.

— Чего это еще за телевиздер?

— Типа кино. Только в каждом доме свое.

— Аааа… — приподнял левую лохматую бровь дед. — Ихний Ленин говаривал, да, что мол, пока народ безграмотен, важнейшими из искусств для них, большевиков, являются кино и цирк. Это у нас еще на шахте какой-то пропагандист говорил. Я так думаю, потому, чтобы народ не думал, а веселился. Вот вишь и довеселились до того, что немец под Москвой сейчас ходит.

— А у нас уже в Москве…

— А у вас уже в Москве, да… А чего ж вы там ничего не делаете-то?

— Так я же вам говорю, дедушка. Все равно всем. Равнодушные стали.

— Ну, вот ты-то же поехала воинов павших хоронить, значит неравнодушная?

— Так что я одна-то могу сделать.

И тут дед Кирьян не на шутку осерчал:

— Ты мне это брось! Одна она… Уж и не одна, а десять человек, говоришь, неравнодушных? А где десять там и еще, поди есть? Да и одна даже, ну и что? Кабы так рассуждали бы все, так и людей-то на Земле уже не было бы. Ты, вот сюда чудом попала, тоже будешь сидеть, ручки сложив? Нет, ты возьми винтовку и немца убей. Пулей, штыком… Потому как если ты немца не убьешь — он тебя убьет! Или другого кого!

Рита помолчала и ответила:

— А вы-то, что тогда не убиваете их?

Дед Кирьян вдруг осекся, замолчал и как-то искоса посмотрел на девчонку.

А потом уже ласково сказал:

— Не обращай внимания, внучка. Чего-то я сам на себя разозлился, наверное. Тебе-то бабе и впрямь — дома надо сидеть. Не бабье это дело — человеков убивать. Бабье дело человеков рожать.

И тягостно замолчал.

— А у меня вот не случилось детишек… Агась… — после тяжелой паузы продолжил он. — Значится, права ты девка… Пора и мне германцев погонять. Хоть не столь я и уклюж, как в молодости, но кой-чего еще помню. Только вот тебе-то, что делать?

И опять замолчал. А Рита пожала плечами.

— По уму, тебе бы надо тут сидеть, да ждать, пока наши не придут. Тем более, ты тут не одна такая. Вона друзья твои — Виталий да Захар — до наших уже поди добрались. Да и ежели вас троих сюды закинул Господь зачем-то, таки и остальных, наверно тоже? С другой стороны, в экой заварухе все ли дойти-то смогут? А? Так что придется и нам с тобой отсюда уходить. Проведу я тебя через линию-то фронта. Она тута вся в дырочках. Только вот ты думай — зачем тебя сюда Господь перенес?

— Наверно, потому что…

— Да не «потому что», а «зачем»! — перебил ее дед. — Про «потому что» будешь дома рассуждать! — и чего-то там еще подумал, но не сказал, смешно пожевав губы и дернув себя за бороду.

В сенях вдруг что-то загрохотало, раздался забористый мат и распахнулась настежь дверь.

В избу вошли трое вооруженных пацанов.

— Здорово, дед!

— И тебе не чихай! — буркнул тот в ответ. — Чего пришли?

Ритка помертвела. Полицаи?

Тот, который зашел первым, снял фрицевскую кепку и оказался неожиданно лысым. В сочетании с бородой, вид у полицая был достаточно импозантный. Что-то среднее между басмачом из прошлого и скинхедом из будущего.

Ритка невольно прыснула.

«Скинхобасмач» покосился на нее, но ничего не сказал.

— Кирьян Василич! Помощь нужна Ваша!

— Смотри-ко, Маргарита! Коське Дорофееву помощь богомола старого нужна стала… — ухмыльнулся дед Кирьян. — Сидайте, чаво уж. Барахлишко тока на Божью ладонь не кладите. В угол, вон, поставьте.

— Дык Бога то нет, Кирьян Василич! Его ж не видел никто!

— Дык и мозгов твоих, Константин, никто не видел. Значит, мозгов у тебя нет! Чаво приперся?

Парни, а это были совсем молодые пацаны лет шестнадцати-семнадцати, поставили две винтовки и немецкий автомат в угол, около метелки и сели за стол.

— Мы, дед, по делу. Ты же тут все места лесные знаешь?

— И чаво?

— Помоги к нашим выйти.

— К каким это нашим еще? — ехидно улыбнулся дед. — Ваши вроде тут…

Один из гостей было вскочил, но Костя удержал его:

— Ты это дед, думай, что говоришь. Ты хоть и враг Советской власти. А помочь должен! Потому как русский человек!

— А вы кто? — поинтересовался Кирьян Васильевич.

— А мы — это партизанский отряд «Смерть немецко-фашистским оккупантам имени Третьего Интернационала»! — гордо сказал Коська.

— Так сразу и не выговоришь… — проворчал дед Кирьян. — А попроще нельзя было? И чего это за фашисты имени третьего интернационалу?

Константин внезапно смутился.

А у Ритки отлегло — пацаны оказались совсем не полицаями, а наоборот.

Партизаны!

Только какие-то они не такие, как в фильмах показывали.

Совсем молодые пацаны, лет шестнадцати-семнадцати. Один, который Костя, слегка бородатый, другие, похоже, вообще еще не брились ни разу в жизни.

И глаза горят.

— Где стволы-то взяли? — строго спросил дед.

— Ну… Это… В лесу нашли… — как-то виновато, будто на экзамене ответил Костя. — Решили на подпольном комсомольском собрании, что надо Родину от немцев защищать! Пошли в лес, поискали да нашли. У павших товарищей. И поклялись там отомстить за них!

— И автомат немецкий там же?

— Ага… Тоже с нашего бойца сняли…

— Мы сегодня фрица замочили! Важного! — встрял тут один из пареньков.

— А ты, молчи, Кузя, когда командир разговаривает! — рыкнул Дорофеев.

— Говори, Кузьма! — строго сказал унтер-офицерским тоном дед.

— Так это… Машина по большаку ехала. А мы там засаду поставили. Коська — герой! Гранату прямо под днище кинул. Потом фрица и замочил. Вот.

Кузьма положил на стол портфель.

Дед Кирьян помолчал, разглядывая трофей, а потом добавил:

— Дураки вы. Опездолы. В каком звании немец-то был?

— Не знаю… — виновато ответил командир самодеятельного отряда. — Но вроде шишка какая-то. Главное, сигареты у него наши! «СССР»!

Он выложил из кармана зажигалку и сигареты.

Кирьян Васильевич повертел сигареты и рявкнул на Костю:

— В душу мать тебя ититть! Ты соображаешь — чего наделал? Пустая твоя башка! Вот и впрямь ведь мозгов-то нет! Немцы же не сегодня-завтра начнут всех тут трясти! И деревни прочесывать! Ты о матери подумал, дурья задница? Полицаи враз узнают, что вы исчезли! И чего?

— Чего? — растерянно захлопали ресницами парни.

— Ни чего! О матерях подумали??? — а потом дед махнул рукой и повернулся к Ритке. — Видишь, как оно складывается. Значит и впрямь тебя придется к нашим вести… Чего уж сейчас… Вместе с этими!

И он кивнул на трех героических обормотов.

Парни виновато смотрели в пол.

Дед Кирьян достал сигарету из новомодной пачки. Понюхал.

Кузька услужливо чиркнул трофейной зеленой зажигалкой из странного плексигласа.

И тут же от нее отлетело какое-то колесико и выскочила пружинка, прямо в лоб деду.

Все прыснули, а третий, пока безымянный пацан, громко хыкнул.

Дед покосился на него и, не глядя, дал подзатыльник Кузьме:

— Тьфу, срамота! — А потом вытащил древнее кресало и в три удара прикурил от него.

Кузьма же, почесав затылок, повертел сломанную зажигалку и меток бросил ее в поганое ведро.

— Хороший табачок! — выпустив дым из ноздрей, сказал дед. — Мягонькой… Горло не дерет.

Парни тоже вытащили по сигарете из пачки. Дед покосился, но ничего не сказал. А что тут скажешь, когда мальчишки уже убивают в шестнадцать лет?

Рита поморщилась — густая синева «хорошего табачка» повисла в избе.

— Так ты деда, выведешь нас али как? — слегка окосевшими глазами посмотрел на Кирьяна Васильича Костя.

— Куда вас девать-то… — пробурчал тот. — Вас одних-то выпустить, так ведь шлепнут тут же.

— Почему это? — Вскинулся Константин. — Мы вон двух фрицев замочили сегодня, они даже не дернулись!

— Не ждали, потому как. Партизан тут до сегодняшнего дня не было. И вы их тут не ждете сейчас. Часового не оставили. Оружие вон в угол побросали…

— Так вы же сами сказали! — возмутился третий пацан.

— У тебя командир был, вот его и слушать надо, а не старого пердуна…

Костя аж приоткрыл рот:

— Почему это был?

— Потому как ты в армию не призван, а я таки унтер-офицер, хоть и царской, но армии. Понял?

Дед встал из-за стола:

— Смиррррна!

Взгляд бывалого вояки так подстегнул парней, что Кузьма, подпрыгнув, аж ударился головой о низкий потолок и зашипел.

— А сейчас, наверняка, немцы уже лес чешут. Так что руки в ноги! И бегом отсюда! И ты собирайся! — сурово он кивнул Рите…

Однако сразу выйти не получилось.

Пока она собирала всякими «обязательно нужными» тряпками вещмешок, выданный ей дедом, прошло полчаса. Хорошо, что поисковая аптечка, неведомым чудом сохранившаяся у нее, была в сумке на ремне.

Парни истомились ее ждать, допинывая остатки трофейных сигарет…

… А в это время гауптман Рудольф Бреннер командовал двумя взводами недовольных военной судьбой солдат.

Мало того, что вчера они в рукопашной потеряли едва ли не половину боевых товарищей, во время безумной русской атаки, так еще и попали на прочесывание мрачного леса.

А ведь так хорошо начинался день… Пришла смена, и выжившие победители спустились с холмов и отправились в Ивантеевку, где их ждали грузовики. Уставшие, не спавшие и не жравшие — они пели песни, отправляясь в Демянск на отдых. И надо же было случиться, что самонадеянный фельдполицай Майер, непонятно куда спешивший и умчавшийся утром, попал в засаду.

То ли выжившие чудом десантники, то ли невесть откуда взявшиеся партизаны подорвали машину и расстреляли в упор комиссара и водителя. Сопровождавший машины гауптман тут же остановил небольшую колонну и отправил по взводу прочесывать лес. На пять километров в глубину от каждой стороны дороги. Понятно, что бандиты уже ушли, но, во всяком случае, было что сказать начальству о принятых мерах.

Промокая платком потеющий лоб, он тихо ругался про себя на бестолкового Майера, на партизан и на проклятую Россию.

И ведь ровно через час они вышли к одинокому хутору на большой поляне.

Бреннер поколебался, а потом дал приказ двоим солдатам проверить дом.

С карабинами на перевес, пригнувшись, словно волки, те осторожно шли через поле к русской приземистой избе.

Бреннер был уверен, что в избе, наверняка, сидит какая-нибудь вонючая старуха с десятком сопливых детишек, поэтому был спокоен.

И поэтому, когда выстрел плетью ударил по лесу, он вздрогнул так, что выпала сигарета из рук.

Солдаты в поле тут же рухнули наземь и открыли огонь по избе. Те, кто остался в лесу, моментально поддержали товарищей. Грохот стоял такой, что гауптман не слышал свое дыхание.

Под прикрытием оба бойца вплотную приблизились к избе.

Один махнул рукой. Взвод мгновенно прекратил пальбу.

Второй кинул гранату в разбитое уже окно и отскочил. Внутри хлопнуло, изо всех щелей, даже из-под крыши пошел дым.

Еще через пару минут оба бойца, один за другим ворвались в дом.

Гауптман ждал, не рискуя отправлять весь взвод на простреливаемое поле. Наконец, один из фронтовиков высунулся из окна и заорал:

— Здесь никого нет! Они ушли!

Бреннер сплюнул и ругнулся про себя.

Так это егерское дело леса прочесывать! Ну и что, что только пару дней назад русских десантников добили? Это их проблемы! Почему, он гауптман, бывший бухгалтер, ныне исполняющий обязанности индентантурранта Рудольф Бреннер должен гонять каких-то бандитов по этим гиблым лесам?

— Эй, фельдфебель! — рявкнул он.

— Я! — немедленно отозвался тот.

— Бери свое отделение и прочеши лес еще на два километра в ту сторону. — Бреннер махнул рукой на север от дома. — Мы тут ждать будем.

— Игельман! Шванн! За мной!

Гауптман-бухгалтер удивился:

— И это все??

Фельдфебель оскалился уже на бегу:

— Все кто остался!

Через несколько минут в лесу раздалась стрельба…

…Вечером, сидя у костра, новоявленные партизаны дружно смеялись друг над другом.

— А ты-то как сиганул в окно рыбкой!! Я думал башку себе сломаешь!

— Сам-то! Зайцем несся!

— А я смотрю, у Костика глаза бледные-бледные. Думал он в обморок упадёт!

Дед Кирьян только улыбался в бороду, глядя на отходивших после погони парнишек.

А Ритка сидела молча, уткнувшись взглядом в пламя костерка.

— Ты это, чего задумалась? — тихонько спросил ее дед.

— Да немец мне один… Показался похож. На Андрюшку Ежова. Поисковик наш. Был.

— Чего же это был-то? И есть тоже. Поди обозналась?

— Не знаю. — Вздохнула девчонка. — Но похож очень. Если и он, как у немцев-то оказался?

— Помрем — все на свете узнаем! — погладил дед ее по плечу и тут же прикрикнул на пацанов. — А вы чего регочете?

Те тут же притихли.

— Так… — грозно обвел он взглядом троицу. — Стрелял у дома кто?

— Ну, я… — виновато приподнялся Кузьма.

— Сиди-ко… Зачем стрелял?

Тот в ответ только пожал плечами. Сам не знал. Или побоялся сказать, что с перепугу.

— Как же вы того офицера-то в машине шлепнули?

— Так это… Мы в леске с Васькой сидели. А Костя в кустах у дороги. Он гранату кинул, а мы пульнули пару раз по машине.

— И попали?

— Попали! Я, между прочим, на «Ворошиловского стрелка» готовился сдавать осенью. Не успел только. Районный Осоавиахим эвакуировался.

— Ну, ты-то, может, и попал из винтаря. А Васька? Ты, Василий, где автомат-то надыбал?

— Так мы, прежде чем из дома то уйти, готовились же! — вскинулся немногословный дотоле Васька. — Вон с Костиком и Кузьмой в лес ходили. Тут наши осенью много оружия оставили. Даже пушку нашли. Сорокапятку. Только у нее прицела не было. И снарядов.

— Жалко… А то бы вы ее выкатили на дорогу и фрицы бы в штаны наклали с испугу и в Берлин уехали бы. Так, командир партизанский?

Дорофеев молчал.

— А ты, аника-воин, чего по немцам не пулял, когда мы от них по лесу-то бежали?

— Он чего-то перестал стрелять. Я уж потом посмотрел, патроны вроде есть. Там, наверное, перекосило чего-нибудь.

— Перекосило… В мозгах у тебя перекосило. Коли оружие не знаешь, неча в бой брать его!

Потом дед помолчал и продолжил, перебиваемый только треском дровишек:

— Значит вот я вам, чего скажу, вояки хреновы. Отныне. Ни одного шагу без моего разрешения. Тут вам война, а не мамкина сиська. А ты девка, чего хихикаешь? — внезапно повернулся дед Кирьян к Рите.

Та, совсем и не хихикая, недоуменно посмотрела на него.

— Кабы ты собиралась чуть быстрее, немцы нас не застали бы! Что возилась как корова беременная, прости Господи? Тут тебе не этот… не телепиздер… Тут война и шевелиться надо, чтоб товарища не убило и ж… э-э-э… ногу не прострелило!

Рита захлопала заблестевшими глазами. Она же не виновата, что надо было проверить и аптечку, и вещмешок уложить удобно!

— Не виноватая она. Это ты немцам потом объясняла бы. Значит так. Костер тушите. Только не водой, ироды. В сторону головешки откиньте и угли сапогами разгребите. И по костровищу-то потопчитесь, чтоб подостыло — добавил дед, когда парни сделали дело.

— Ты, Ритулька, ложись на костровище. Я одеялко подстелю, другим накроешься. Я справа лягу, а ты, Васька, потолще. С другой стороны. Чаю, не замерзнешь и не простынешь. Земелька-то еще не согрелась…