"Константин Ваншенкин. Графин с петухом " - читать интересную книгу автора

вынесли. Но им некуда было деваться. На открытой со всех сторон равнине они
были беспомощны. И немцы, понимая это, не торопились, не рисковали, а
покидывали мины и, вероятно, ждали танки или авиацию. Особенно долго
возиться им тоже было ни к чему.
И действительно, - обстрел вдруг прекратился, и десантники, еще
оглушенные, не сразу услышали зудящий звук моторов.
Два "мессера" появились из ничего, из синевы, из не осевшей пыли, один
остался вверху и стал ходить кругами, а второй, снизившись, прошел не над
самой траншеей, а чуть в стороне и не стреляя, - должно быть, летчик хотел
сперва посмотреть.
- Гвардейцы! - прокричал Скворцов. - Встретим их шквальным огнем! - и
громко выругался.
"Мессер" на бреющем казался огромным, от него на миг стало темно, он
заслонил свет. Траншея тянулась зигзагом, он не мог прошить ее всю сразу, на
каждое колено нужно было нацеливаться чуть ли не отдельно. Он с ревом прошел
над ними и полез в высоту, второй уже заходил на его позицию, вычерчивая с
ним вместе гигантское невидимое колесо.
А они подняли навстречу стволы автоматов, не слишком надеясь на удачу,
но показывая, что не уступят врагу. Борис вогнал приклад в плечо и держал
палец на спуске. Автомат бился в руках, и Лутков видел его защищенную мушку
и вмятину на кожухе, и черное брюхо "мессера", и белые кресты на крыльях. Он
замечал теперь все, что происходило вокруг. Самолеты заходили и заходили,
поочередно закрывая свет и словно длинным бичом пыльно хлестали по земле
очередями. На дне траншеи лежал на спине сержант Веприк и делал слабые
попытки подняться. На него со стенок текла земля. Мишка Сидоров укрепил
сошки РПД на бруствере и стрелял, сидя на корточках.
- Попал! - закричал он вдруг во всю глотку. - Товарищ лейтенант, попал,
ей-богу.
Никаких внешних признаков не было заметно, но самолет действительно не
зашел на них снова, а сделал широкий круг и стал удаляться. И второй
последовал за ним.
Может быть, у них кончилось горючее или их смущало приближение темноты.
Пашка, осунувшийся, бледный под грязью, сидел, привалясь спиной к
стенке. Борис разрезал финкой темный намокший рукав. Рана была выше локтя,
сквозная, из нее сочилась яркая кровь, стекала по руке, капала с кончиков
пальцев. Лутков зубами разорвал индивидуальный пакет, бинт был удивительно
бел в его черных руках.
- Помоги, Витька.
Стрельбицкий отогнул разрезанный рукав, и Лутков накрепко забинтовал
Пашке руку.
Боровой, Двоицын и с другой стороны Мишка Сидоров тащили на
плащ-палатке сержанта Веприка в балку, к ручью. Он был ранен в грудь и уже
впал в беспамятство. В начале траншеи, возле балки, полулежал на
расстеленной шинели ротный. Два санинструктора склонились над его ногой,
жутко белой в наступающих сумерках. Рядом валялся хромовый сапог с
располоснутым голенищем.
Стояла полная тишина, из села не долетало ни звука. Красноватый закат
был притемнен еще не осевшей пылью от взрывов. Все понимали, что сегодня
ничего уже не будет: немец отдыхал. Но возбуждение еще не оставляло их. Они
ощутили голод и стали вынимать сухари и консервы. Фляга у Бориса оказалась