"Константин Ваншенкин. Графин с петухом " - читать интересную книгу автора

Решено было всем пойти вечером в театр музкомедии, Пашка вызвался
поехать за билетами, ему объясняли, как ехать. Борис, не одеваясь, вышел за
ним на крыльцо, похвалился: "Ну, как?" - Пашка показал ему большой палец и
потопал. к воротам. Темнело - глуша розовое и голубое, все более густели над
домами лиловые тусклые тона. Он вернулся в дом.
В доме было тепло. Свет еще не зажигали. Зина прибирала в комнате и
взглянула на него преданно и нежно. Он знал этот взгляд. Ира сидела на
диванчике и что-то вязала, тихая, грустная, плечи укутаны шалью, руки у нее
тоже, должно быть, вечно мерзли, кожа на них была не ровного тона, а словно
в крапинку. И он испытал острую нежность не только к Зине, но и к Ире, к
этому дому, к этой жизни. Все здесь было просто, даже скудно, и жизнь их
была нелегка - зима, дрова, карточки, - но это была другая, необыкновенная
жизнь. И эта жизнь увлекала ее, радовала, и она с удовольствием принимала
ее. Он чувствовал это, глядя на ее еще похорошевшее лицо. А он здесь был
гостем. И он все время не забывал о недолговечности, непрочности своего
теперешнего положения. Он терял себя, растворялся в этом мире. Он,
разумеется, давно уже не был тем прежним мальчиком, он был другим, но
сейчас, здесь он утрачивал и что-то свое новое, теперешнее.
Что их ожидало? Они двигались каждый по своему маршруту, по своей
орбите, и вот на какой-то миг, в какой-то точке их пути сошлись, но ведь ни
один из них не мог дальше пойти по пути другого.
Совсем стемнело, опустили маскировочные шторы на окна, зажгли свет.
- Вот и посумерничали, - сказала она. А он сказал, как говорил
когда-то:
- Пойдем пройдемся?
На улице он взял ее под руку, они пошли по бугристому, узкому тротуару.
Стало совсем темно. За опущенными шторами кое-где пробивалась полоска света,
занавешивались не так строго: немец сюда давно уже не залетал. Все было тихо
и спокойно. И ему тоже вдруг чудовищно захотелось устойчивости,
определенности в своей жизни.
Крупная снежинка упала ей на щеку, вторая на нос, она смешно сморщила
нос и сдунула снежинку. Он нагнулся к ее лицу и спросил как когда-то:
- Ты меня любишь?
- Да. Но во-первых, я должна тебе сказать: у меня был один мальчик...
- Ах, это неважно, - почти с облегчением выдохнул он и, жмурясь от
снегопада, поцеловал ее в мягкие губы, и словно мгновенно перелистнули назад
множество страниц и нашли нужное место: как вспышка, возникло то невероятно
давнее ощущение - его словно пронзило, тело напряглось и сделалось железным.
А снег валил медленно, густо, отвесно. Лишь там, где была неаккуратная
маскировка и пробивался свет, хлопья словно меняли направление и летели
совершенно горизонтально. Это были тяжелые, крупные, мокрые хлопья.
Приходилось то и дело стряхивать их. Улочка была окружена и придавлена
снегопадом. Они разговаривали о разном. Вернее, больше рассказывала она, а
он только спрашивал.
- А Аля где живет?
- Она в общежитии. А у нас мест не было, я уж три года здесь живу.
Хозяйка хорошая женщина. Работает в гостинице коридорной. Только попивает
она.
Всю жизнь вдвоем с Ирой живут. Отца нет. В гражданскую она была в
санитарном поезде, там один поляк ее использовал...