"Константин Ваншенкин. Его опасные пасы " - читать интересную книгу автора

ночевки в снегу, марш под многодневным дождем, тяжесть глины, налипшей на
каждом ботинке, и атака на рассвете из узкой глубокой балки, и жестокий
удар, в плечо, и горячая струйка, бегущая под гимнастеркой, вниз, по ноге, в
сапог. И долгое, бесконечное, прерываемое беспамятством путешествие, и
белеющий бинтами и бельем госпиталь, где его обмывают в ванне две нянечки, и
лишенная смысла, безнадежная боль, и ужас ожидания новой боли. Можно было бы
вспомнить счастливые привалы, молодую хозяйку в пустой холодной избе, и
лихих командиров, и дорогих промелькнувших друзей, с ними все делится
пополам - место у огня, сухари, патроны и воспоминания.
Обо всем этом можно было бы написать, но это была бы иная, совсем
отдельная книга.
После ранения он оказался на другом участке, в другом корпусе, но и
здесь он чувствовал себя на месте - и вскоре был почти старожил. И хотя он
уже немало умел, повидал и испытал на войне, он так и на смог мало-мальски
приучить себя к разлукам и потерям. Более всего его поражала быстрота
перехода из жизни в смерть. О том, что могут убить его, он в то время не
думал.
Сразу после войны, в Венгрии, он поиграл немного за команду полка, а
потом и дивизии. Удивительно, как все хотевшие играть, помнившие об этом,
быстро и безошибочно нашли друг друга. Теперь у него прибавилось веса, удар
потяжелел, как предсказывал Кубасов. И все его было при нем, только,
разумеется, несравнимо выросла выносливость. Они могли играть сколько
угодно. Для Игоря, да и для других, наверное, тоже, это было сейчас не
просто игрой. С каждым рывком, ударом, пасом, прикосновением к мячу он
окунался в довоенное, далекое, милое. Он играл, словно подтверждая для себя,
что все это было и что все это еще будет, есть.
Многие играли неплохо, но он скоро понял, что получает истинное
удовольствие только от собственного общения с мячом. Барабановых среди его
партнеров не было.
О Ларисе после госпиталя он почти не вспоминал.
Однажды осенью, когда стояли в Будапеште, на улице Вац, он зашел к
радистам и присел у дверей: они невнимательно слушали по трофейному
приемнику футбольный репортаж из Москвы. И вдруг Игорь встал и подошел
ближе: в прорезаемой помехами, отдаленной скороговорке комментатора, среди
известных ему прежде и незнакомых имен он явственно уловил одну фамилию -
Барабанов.
Само по себе было странно слышать ее рядом со знаменитостями, а
комментатор еще уточнял, одобрял: "...молодой Барабанов удачно влился в
прославленный коллектив", "...последние игры без гола не уходит", "...вот и
сегодня, в подтверждение нашего о нем мнения, он забил важный, нужный
команде гол..."
- Я с ним вместе играл, с Барабановым, - сказал Алтынов, боясь, что ему
не поверят, и кивая на приемник. Но радисты не проявили к этому известию ни
малейшего интереса.

19

Демобилизовался он в конце следующего лета. Городок совсем не
изменился, но изменились - постарели или, напротив, возмужали, выросли -
многие, кто встречался ему на пути.