"Казнить нельзя помиловать" - читать интересную книгу автора (Чертанов Максим)

...декабря 200... года, воскресенье

Ночью ко мне пришел седой из "Перекрестка" и сказал, что можно спастись, если я получу справку из ЖЭУ. Только надо встать в полшестого, чтобы занять очередь. А будильника у меня нет. Седой обещал, что покараулит в кресле, и я чуть не прослезился от благодарности Седой снял парик. Все будет хорошо, сказал он. Рука с когтями потянулась к горлу...

Было ровно полшестого. Разумеется, в комнате никого. Громко играла музыка. Как это я не выключил с вечера радио, да еще ухитрился заснуть под него? На тумбочке лежал пакетик с кокаином. Меня охватила тоска. Я сделал усилие, чтобы поднять голову с подушки, но она была тяжелая, как камень. Черт, и на ковре, везде рассыпан кокс.

Глубокая ночь, а вовсе не полшестого. Никакого кокаина нет. Радио молчит. Слава богу, это опять был сон. Сон во сне, так бывает. Я почувствовал, как по ногам потянуло холодом, и обнаружил, что одеяло свалилось. Встал, чтобы поднять его, и холодом повеяло еще сильнее. Мое сердце оборвалось от ужаса: входная дверь была открыта, кровь растеклась...

Из цепочки мнимых пробуждений меня вырвал постоянный спаситель телефонный звонок. Марина Юрьевна интересовалась, один ли я.

- Почему все подозревают, что я не один? С кем я, по-твоему, должен быть?

- Говорят, у вас вчера было совещание, - сказала она вкрадчиво.

- Правильно ли я понял, что ты приглашаешь меня поделиться информацией? Кстати, кто говорит о совещании?

- Короче, приходи ко мне сейчас...

Голова абсолютно не болела. А когда провалялся полчаса в ванне, почистил зубы и побрился - совсем человеком стал. Даже нашел в себе силы прибрать вчерашний бардак. И потопал. Кто ходит в гости по утрам...

Хозяйка принесла чай, лимон на блюдечке и пачку магазинного печенья. Я уселся по-турецки на диван и взял в руки пульт. На МТУ показывали двадцатку самых-самых. Надоедливая "Вагина" с их ударным хитом "Fuck off" сьехала с первой позиции сразу на четвертую. Возглавил парад "Дракула" с ремиксом на "Doppelganger'а": иногда хороший вкус побеждает. Впрочем, это наверняка ненадолго. Я переключил на другой музыкальный канал: показывали концерт "Кино" черт знает какой давности.

- Тебе никогда не казалось странным, - задумчиво сказала Марина, - что по телевизору мертвые люди вперемешку с живыми улыбаются, поют, разговаривают?

- Они не мертвые, - сказал я. - Они вечно молодые... Так кто ж такой ренегат? Кто тебе рассказал про вчерашний мальчишник? Леха?

- Он самый. Скоро придет. И тебя, между прочим, попросил позвать. Чего-то вы с ним якобы вчера не закончили - разговора какого-то.

- Мы с ним еще и не начинали, - усмехнулся я. - Так он тебе все растрепал? Про Артема?

- Откуда я могу знать, все или не все? Слушай, Ванечка... можно тебя спросить... одну неприятную вещь... но очень хочется...

- Валяй, - сказал я. Почему-то возникла бредовая мысль, что она сейчас спросит: "Ты Артема убил?" Нет, не так: "Вы убили-с?"

- Ты ведь, Ванька, совсем не такой безобидный одуванчик, каким прикидываешься. И не надо так хлопать своими роскошными ресницами, пожалуйста. Гляжу на тебя и думаю: жалостные истории, которые ты мне на днях рассказывал - липа... Скажи, ведь наврал? Все было примерно так, но совсем наоборот? Не был ведь ты несчастною жертвой?

- Как ты догадалась?

- Мой бывший муж - психоаналитик.

- Вот как, - сказал я.

- Вот так. Никакой авиакатастрофы не было? И отец твой жив - здоров?

- Семь лет как умер. Инфаркт.

- То есть никакого отношения к твоему побегу с исторической родины это не имеет?

- Ни малейшего.

- И никаких братков-жуликов не было?

- Не было, - сказал я с некоторым раздражением. - То есть знакомые такие у меня имелись, но совсем не тогда и совершенно в другом контексте. Откуда ты такая умная взялась?

- А было... что же было? Полагаю, два человека, из которых один разлюбил, а второй не мог его оставить в покое - это было. И смерть какая-то была. А поскольку родители не при чем, а ты передо мной живой и здоровый... Дориан Грей из деревни Гадюкино...

Я невольно усмехнулся:

- Ну и язычок же у тебя...

- ...следовательно, умер тот, другой.. а ты в своей печальной повести просто поменял роли. Так что с ним случилось?

- Повесился, - пробормотал я. - Теперь откажешь мне от дома?

- Да что ты! - опешила Марина. - Какое мое дело?! Потом, знаешь, в любви так сложно разобрать, кто жертва, а кто палач... Только я одного не пойму: ты ведь на самом деле до сих пор в депрессии пребываешь, это видно. Почему? Мало ли кто вешается из-за нас? Насильно мил не будешь. Это дело житейское. Отчего ты так убиваешься?

Ничего она не поняла, подумал я с облегчением. Насквозь меня - не видит. Просто логика-психология. Ох уж эти умные дамы.

- Ты будешь смеяться, но совесть мучает, - сказал я.

- Совесть? Ну-ну, - она бросила на меня скептический взгляд. - А мачеха-то хоть в Ленинбурге у тебя была?

- Отцова жена? Почему была? Она и сейчас есть.

- О, слава аллаху, хоть что-то есть. А до полусмерти тебя, конечно, никогда не били?

- Представь себе - били. Только совсем по другому поводу, - сказал я почти машинально: меня, как током, ударило еще одно забытое, запрятанное воспоминание.

Как мог я об том случае не подумать? А ведь мое подсознание само приплело это к клубку выдумок! Тогда, на четвертом курсе, староста (мой тогдашний приятель) болел, не то прогуливал, и я за него получил стипендию на всю группу, а был уже вечер, после пятой пары, и пришлось мне с деньгами домой тащиться. Кто-то выследил. Что вы хотите, у нас в универе такие штучки тогда были не редкость, да и сейчас, думаю, тоже случаются.

Их было не то четверо. Уж очень мне не хотелось отдавать дипломат, я представлял, какими это грозит проблемами, и дрался - ну если не как лев, то по крайней мере как очень рассерженная кошка. Одного узнал в лицо видел часто в дискотеке. Потом, в больнице, так живо, ярко представил себе это лицо разрезанным колесом трамвая... Когда выписался - случайно узнал, что на него, в свою очередь, напали какие-то типы и забили до смерти, как раз на следующий день после того инцидента со мной... Его - до смерти, а мне повезло больше, все косточки срослись, даже шрама ни малейшего не осталось. И я совсем забыл.

Значит, не два случая, а три! Три смерти. Со времени первой - десять лет прошло. И десять лет, как мое лицо и тело перестали меняться. Время замерло для меня в двадцать три года. Но ведь тогда, десять лет назад, это не была ненависть, просто... Что за бред! Хватит! Это вчера от водки такие глупости в башку лезли. Больше ни капли, ни стакана.

- Мусенька, - сказал я ласково-вкрадчиво, - как ты определила, что я вру? Мне казалось, я очень убедительно сочинял. Чуть сам не прослезился.

- Отвечу, если объяснишь, с какой целью врал.

- Мне показалось, тебе приятно, когда мужчины перед тобой унижаются.

- Верно, - сказала она с едва заметным недовольством. - Ты тоже проницательный. Но это относится только к тем, у кого на меня виды. У тебя ж их нет?

- У меня ни на кого нет никаких видов, - дипломатично ответил я.

- Вот и славно. Ты будешь мне как бы братом. Братец Иванушка! - Она выдала мне обольстительнейшую улыбку, сверкнув зубами. (Наверное, они стоили дороже Артемовых раз в пятьдесят. Если не в пятьсот.)

- Так как же ты догадалась, что я рассказал неправду?

- Ты из себя корчил этакого бедного падшего ангелочка... А у меня ты вызываешь совсем иные ассоциации.

- Какие же? - спросил я.

Хоть она меня и раскусила, я все равно продолжал немножко играть роль. Конечно, мне было интересно, какие там ассоциации я у нее вызвал, но я - я настоящий - никогда бы не задал этого вопроса. Я обычно избегаю разговоров о себе с другими людьми, даже такими милыми, как она. Но она жаждет откровенности и задушевности - пусть получит их. Я всегда стараюсь доставлять приятным людям максимум удовольствия - в том случае, если это мне ничего не стоит.

- Идет по лесу хищник... - начала Марина с интонацией сказочника. - В глазах усталость, бока ввалились... но на зубки ему лучше не попадать. А как найдет жертву, как цапнет, как переломит хребет, как перегрызет горлышко...

- Все это даже лестно, darling, - сказал я с чрезвычайной вежливостью. - Однако вынужден констатировать, что в данном случае проницательность тебе изменила. Я не хищник.

- А кто ты? - она усмехнулась довольно неприятно.

- Я загнанная лошадь, которую некому пристрелить... Вообще, что мы все мою биографию обсуждаем? Человека замочили!

Марина капризно передернула плечом: то ли моя биография казалась ей интересней, чем какое-то там убийство, то ли она просто не любила толковать о неприятных вещах: когда о них молчишь, можно перед самим собой притвориться, будто их не существует. Я тут же сдался, уступил, и мы продолжили наш психоаналитический треп. Мне было, в сущности, все равно, о чем разговаривать. Мы играли в пинг-понг, кидались репликами. Я продолжал самоуничижаться. Марина заявила, что от меня ей не требуется признания ее превосходства, но я в этом сильно сомневался. Она могла даже не отдавать себе в этом отчета, но было ясно: единственная поза, в какой может находиться мужчина в ее присутствии, - коленопреклоненная. А мне не жалко. Отчего не пасть на колени, если ей от этого хорошо? Когда мне не наступают на хвост, я покладист, уступчив и кроток. Как гадюка.

И я никогда не опущусь до такой степени, чтобы самоутверждаться за счет женщины. Что за интерес брать верх над заведомо слабейшим противником? Борьба, в том числе моральная, может быть только с равными. А еще лучше - с тем, кто сильней, то есть когда он думает, будто сильней. Завоевывать с боем, а не подбирать что предлагают - в этом весь кайф.

Алекс появился довольно скоро. Мне было хорошо слышно, как в прихожей между ним и Мариной произошел обмен китайскими церемониями: кофе? тапочки? как погода? и прочее. Безмятежно-приветливый ее голосок потеплел еще на пару градусов; он нежил, обволакивал, зачаровывал, как пение сирены. Она будто с порога настраивала любого пришедшего, что его ждет маленький праздник. Видит в нем потенциального клиента? Навряд ли - зачем такому парню покупная любовь? У него девиц и так, поди, выше крыши. Нет, она просто старается сохранять и поддерживать форму, не распускаться. Ходит ли она вообще когда-нибудь в халате, с какой-нибудь зеленой дрянью на лице, босая и нечесаная, как все бабы? Или двадцать четыре часа в сутки пребывает в боевой готовности?

Он выглядел, как хорошо выспавшийся и отлично пообедавший человек с чистой совестью. С ног до головы в линялой джинсе. Руки опять не подал, просто кивнул. Поморщился:

- Сдуреть, сколько вы курите. Вот возьму да заявлю на вас куда следует... - "Вы" у него прозвучало так, словно он считал нас с Маринкой парой.

- Мы беспартийные, - сказала Маринка, но кондиционер все же включила и отправилась варить свой проклятый кофе.

- Ох, елки, какая библиотека! - присвистнул Леха. - Я еще позавчера хотел в ней порыться, - он поднялся и подошел к стеллажу. - Господи, у нее тут все семьдесят три тома Акунина! Муся! Неужели ты ЭТО читаешь?!

- Если ты так презираешь Акунина, откуда знаешь, что их всего семьдесят три? - спросила вошедшая с подносом Марина. - И что ты, собственно, против него имеешь? Он создал очаровательный и уютный мир. Я бы предпочла жить в его мире, чем в мире Кафки... Как насчет послушать новости? Я, конечно, уже не верю, что услышу нечто полезное, но вдруг...

Ничего до нас касающегося мы не услышали. Обещали опять сильный снегопад, ветер северо-западный. Витасу дали народного. Народы мочили друг друга с переменным успехом. Мировая общественность собирала петиции за немедленное уничтожение всех клонов Бен Ладена. Верховный суд отклонил апелляцию приговоренного к вышке Эдички Лимонова.

- Бедный Эдичка, - грустно сказала Маринка. - Старенький, едва ноги таскает. Далась ему эта революция! Только-только амнистировали - опять... Политика до добра не доводит.

- Уж очень трудно разделить, где у нас жизнь, а где политика, вздохнул Алекс. - Вам хорошо, вы нетрудовые элементы, а у меня ползарплаты на взносы уходит, а половина рабочего дня - на митинги и собрания. Знаете, дети мои, сам не знаю почему, но мне все время вспоминается у Брэдбери один рассказ, про бабочку.

- Какую бабочку? - спросила Марина. Она, видимо, не любила фантастику.

- Один человек отправился в прошлое, - принялся пересказывать Алекс. На бронтозавра охотиться. Ему запретили сходить с какой-то там тропы и что-нибудь трогать, а не то будущее нарушится. А он раздавил бабочку. Нечаянно. Возвращается домой, в Америку, а там совсем другой президент, и все другое. Так вот, мне кажется, что я тоже нахожусь в том будущем, для которого какой-то козел в прошлом наступил на какую-то бабочку, и все пошло наперекосяк...

- Что ж, - сказала Марина, - остается надеяться, что во всех остальных мирах, где мы в данный момент не находимся, все сложилось немножко иначе. В твоем ощущении, Лешик, что-то есть. Мне тоже иногда кажется, что я нахожусь где-то не там... будто во сне случайно соскользнула в другое измерение.

- А по-моему, наш мир еще вполне сносный, - возразил я. - Скажи спасибо, что такой! Могла угодить прямиком в "1984".

- Легко. Вы еще маленькие, а я советскую власть хорошо помню. Если бы мне тогда сказали, что в партию станут принимать только православных, я бы не поверила. А если б мне десять лет назад сказали, что Интернет и аборты запретят, публичные дома и ношение оружия разрешат, а на стадионах начнут жечь книги, не поверила бы тем более.

- ... и про "Большую погоню", и про гладиаторов...

- ... и про принудительную физкультуру, и про собрания, и про "Народную сотню"...

- ...и что рэп с хип-хопом совсем выйдут из моды...

- ...а к костюму станут носить белые носки...

- Строгость наших законов, как известно, компенсируется их повальным неисполнением, - Леха потянулся и зевнул. - Куда ни глянь, все читают Пелевина, бесстыдно курят в общественных местах, днюют и ночуют в Интернете и шляются ночью без прописки. И ничего. Кстати, об Интернете: вы ведь оба тунеядцы, как разрешение получили?

- Через нелегального провайдера, - сказал я. - Хочешь телефончик?

- Да нет, у нас в конторе всем дают разрешения. Легально. Просто поинтересовался.

- А вы бы, молодой человек, не задавали таких интимных вопросов, сказала Марина. - Большой брат не дремлет.

- По-моему, мы уж давно наговорили на пожизненное, - отмахнулся Алекс. - Никаких камер и жучков тут нет, не бойся. Они все в "Перекрестке".

- А я и не боюсь, - заявила Маринка. - Один из моих друзей - генерал. Весьма высокопоставленная шишка в Минобороне. Он и Интернет мне сделал. Кстати, насчет камер и жучков: я на всякий случай пригласила специалиста, он завтра проверит.

Упоминание о влиятельном генерале меня заинтересовало, и я спросил:

- Марина, ты не хочешь через своего генерала как-нибудь узнать насчет наших дел? Посоветоваться?

- Что он может посоветовать? Это же совсем другое ведомство. Потом, я его берегу на крайний случай. Мало ли что.

- Да уж, миледи, по проволочке ходите, - сказал Леха, прищурившись, и положил руку на Маринкино колено: этот жест вышел у него на удивление естественно и казался не столько интимным, сколько фамильярно-дружеским. Одна ваша книжная полка тянет лет на десять. Так что хольте и лелейте своего генерала.

- Он душка, - вздохнула Марина и обвела нас мечтательным, затуманенным взором. - Вполне интеллигентный человек. В юности фарцевал...

- ...и ходил на панель...

- ...и слушал "Queen"...

- Да, - с гордостью произнесла Марина, - он и сейчас их слушает, прелесть моя! И зря вы хихикаете. Если б не генералы, не было бы у меня этой квартиры, и вы бы сейчас здесь не сидели. И кто вам мешает найти себе по генеральше? Такие красивые парни...

- Все генеральши толстые, - сказал я, - как кустодиевские купчихи. Леха, а ты, собственно, к чему завел весь этот разговор? Про бабочку?

- Допустим, наш мир - один из бесконечного числа повторяющихся запусков саморазвивающейся, самовоспроизводящейся Программы, - сказал он. Произошел сбой... Ну, я не программист, но ты понимаешь, что я хочу сказать...

- Это и есть твоя метафизическая версия? Что мы провалились в другой мир? Ну, провалились, какая разница, обратно ведь уже не попасть. Никчемное твое объяснение.

- Столько фантастики читать вредно для психического здоровья, сердито сказала Маринка. - Почему мужчины так любят все усложнять? Может, мы наконец поговорим серьезно? Лично мне это шоу не нравится, и участвовать в нем я не желаю категорически.

- Ладно, - легко согласился Алекс. - Серьезно так серьезно... Он так и не убрал руку с Маринкиного колена. Худые длинные пальцы, длинней моих. Лодочка с невероятным каблуком, давно уже раскачивавшаяся на кончике маленькой ноги, со стуком свалилась. Он поднял ее. Марина сердито отобрала у него туфлю, сбросила вторую и встала, босая, маленькая, как третьеклассница, надевшая взрослые тряпки, прошлась по пушистому ковру. Леха тоже встал. Рядом с ним она совсем малышка, без каблуков до плеча не достает. Он подошел к окну, руки в карманах тесных джинсов, повернулся к нам:

- Если серьезно, то никаких мафий, наследств и прочей киношной дребедени тут и в помине нет, согласны? Значит, игра, больше версий нет. Но вы не находите, что даже для телевидения это все как-то уж чересчур?

- Почему же чересчур, - сказала Марина. - Ничего сверхъестественного я не вижу. Каналам нужен рейтинг. Все на продажу. Вспомните, сколько раз мы уже говорили: мол, кто бы лет десять тому назад мог поверить, что люди в стеклянной клетке... и так далее. Лично мне даже неинтересно, как называется это шоу и что в нем нужно делать. Мне интересно, как нужно поступить, чтоб от меня отстали. Понятно, если уехать на время из города, проблема решится. Но почему я должна из-за этих уродов куда-то уезжать?

- Сходи в милицию. Может, отстанут, - лицемерно посоветовал я.

- На кой черт я туда пойду? Естественно, в милиции все предупреждены. В "Большой погоне" всегда так делают. Я в "АиФ"е читала.

- Тут две вещи непонятны, - сказал Леха. - Во-первых, что людей заставляют играть, не спрашивая согласия. Во-вторых, отсутствие правил, цели и задачи. По каким критериям организаторы решат, кто выиграл? Действия-то какие нужно совершать?

- Стойте, стойте, - вмешался я. - А что двух человек убили, вам уже совсем не странно?

- Ванька, что ты как маленький, ей-богу, - сказала Марина. - Никто их не убивал. Оба подставные - и Артем, и Савельев. Это было нужно, чтобы напугать, дезориентировать, внести сумятицу в мысли. Создать нервную атмосферу, чтоб мы психовали и делали глупости, тем самым увеличивая интерес зрителей. Кстати, Лешка, вот тебе и правила Кто сохранит полную невозмутимость и не совершит ни одного неадекватного поступка, тот и выиграл.

- В таком случае скорей делай какой-нибудь неадекватный поступок, и от тебя отстанут.

- Откуда я знаю, что в их понимании считается неадекватным поступком? Может, пойти в ментовку - неадекватно, это значит, что игрок струсил. А может, как раз правильно: раз пошел в органы - стало быть, лояльный гражданин.

- Маринка, а чем, собственно, тебе так уж досаждает это шоу? - спросил я. - Если завтра у тебя найдут жучки, подашь на них в суд. Зуб даю, выиграешь. Помните, в том году шоу было - про половые органы? Скандальное такое?

- А, "Киска и петушок"! - Леха расхохотался, но чуть-чуть покраснел. Или "Киска и морковка"... Забыл, как называлось.

- Что еще за гадость? - поморщилась Марина.

За два прошедших дня я успел напрочь забыть, что она путана. Ее брезгливость совсем не выглядела наигранной. Я вспомнил купринскую "Яму": проститутки - самый целомудренный народ на свете. Наверное, в отношении проституток женского пола это справедливо. (Насчет мужского - позволю себе слегка усомниться.)

- Народ должен был голосовать, - пояснил я, - чья киска самая красивая, и чья морковка, или там хрен... короче, самый большой. А потом оказалось, что участникам в спальни скрытые камеры без их ведома ставили. Они ведь выиграли процесс, и шоу запретили.

- Эти граждане сами вызвались участвовать, - заметил Алекс. - Им только про скрытую съемку не сказали. А нашего согласия вообще не спрашивали. И никаких камер в наших квартирах нет. После того прецедента они бы не решились. С того канала такую сумму слупили...

- Но ведь пока это все показывали, рейтинг у них поднялся, - заметил я. - А это значит - реклама дороже. Так что они отнюдь не в убытке остались.

- Нет, Иван, это слишком рискованно, их ведь тогда предупредили, что лицензию отберут, - сказал Алекс. - Уверяю вас: нет ни камер, ни прослушки. Дело не в том. Знаете, за что я эти игры не люблю? Люди начинают топить один другого, как пауки в банке. А я играть не хотел и не хочу. Никого давить и мочить не собираюсь, а ведь каким-то образом нас вынудят это делать.

- Как это они вынудят?! - возмутилась Марина. - Не родился еще тот человек, который заставит меня делать, чего я не хочу. Но, Лешик, тут все не так. Если б надо было мочить, давали бы задания или мнение наше спрашивали. Я думаю, в этой игре выбывают по какому-то объективному критерию.

- Тогда что ты переживаешь? Take it easy. Если никаких действий от тебя не требуется - плюнь и живи как обычно...

- Запишем в протокол, - подытожил я. - Если скрытые камеры - подаем в суд. Если камер нет и ничего делать не предлагают, а просто глядят на наше поведение - не обращаем внимания. Если попросят друг за другом с пушками гоняться или голосовать - посылаем их. Так?

- Примерно так, - кивнула Маринка. - Конечно, мы люди друг другу посторонние и ничем не обязаны, но лично я ни против кого ничего предпринимать не стану, заявляю со всей ответственностью. И не потому что такая благородная, а просто не хочу. Так что если меня сейчас кто слушает, имейте в виду! - адресовалась она к потолку. - Но в суд я подам в любом случае.

- Муся, а вдруг окажется, что ты со своим свободолюбием, наплевательством и пофигизмом случайно соответствуешь правильной модели поведения, и тебе приз дадут?

- Все равно подам... В Страсбургский суд за нарушение Женевской конвенции...

Полезно быть трезвым. Все понятно, обыденно, просто. Артем жив-здоров. Во Владивостоке были простые совпадения. Кому-кому, а мне грех жаловаться на телевизионщиков, благодаря им у меня теперь есть Маринка, друг, сестрица Аленушка. Леха... и тут все получится. Выделывается, надо же, метафизика, бабочка! Давай, дружище, прикалывайся, веселись, я тебя не таким еще приколам научу. Пусть ты не наш - можно подумать, я никогда никого не совращал. Это даже интереснее. Ну, а не выгорит - тоже не беда, наплевать, не так уж сильно я увлекся.

Легко на душе стало! Петь хочется. Петь можно, а пить не надо, во всяком случае, паленую водку. Что там на экране происходит? Опять митинг какой-то. Пионеры и пенсионеры скандируют: "Когда - мы - едины - мы непобедимы!" Сразу вспоминается "Молчание ягнят" и безумный Миггз: "Я хачу - уйти - с исусом - я - хачу - с хрестом - пайти"...

- Господа хорошие, - провокаторским голосом начал Леха, - как вам кажется, кто выиграет, когда дойдет до дела? На кого ставите? Кто как себя поведет?

- Геныч пойдет ментам сдаваться, - уверенно сказал я. - Не вытерпит. Олег согласится на все условия, ему квартиру покупать надо. Татьяна тоже. А почему они оба в списке, одна семья?

- Напутали, фамилии-то у них разные. А я считаю, никуда Геныч не пойдет, - сказала Марина. - Он совсем не дурак. Подумает-подумает и поймет, что лучше не дергаться. Вот он и выиграет в конце концов. Он человек без предрассудков.

- Лизавета не станет играть, - сказал Алекс, - она таких же взглядов придерживается, что и мы. Так что все по справедливости. Кто самые бездомные, те и выиграют.

- Леха, а если б ты тоже был бездомный? - спросил я. - Согласился бы? Олег говорил, у тебя жилищные условия чего-то там не позволяют...

- Просто ко мне мать приехала. У меня такая же точно квартира, Иван, как твоя. Захочу больше - найду, где заработать или украсть, не проблема.

- А как ты в Москву вообще попал?

- Да так, приехал...Большой город, больше развлечений. Клубы-рестораны, театры-выставки и все такое... Кстати, о досуге: не хотите сходить куда-нибудь?

- Обязательно, - просияла Маринка, - только не сегодня, ко мне придти должны.

- Сегодня и я не могу, мать одну по вечерам бросать не хочется, и так видимся с ней очень редко. Давайте через недельку. Ладно, Иван, нас вежливо выпроваживают - пора...

Дома я выкурил бесчисленное количество сигарет. От них саднило в горле, щипало язык. Черт, я был уверен, что он на лестнице скажет мне что-нибудь. Но он ничего не сказал. Спускался впереди меня, прыгая через две ступеньки. У подъезда кивнул, поднял воротник куртки и мгновенно растворился в ранних сумерках. Руки не подал, как обычно. Вот так, Дориан из деревни Гадюкино, обломайтесь: легкой победы не будет. А я легких и не люблю. Препятствия, они чего-то там усиливают. Как жить-то хорошо, господа, товарищи, братья и сестры!