"Сергей Валяев. Если он такой умный, почему он такой мертвый" - читать интересную книгу автора

- Ааа, - сказал я. - Тогда вопросов нет.


Освоив легенду, я убедился, что место аморальщика и пьяницы именно в
приморской дыре, где нет никаких перспектив служебного роста. И ехал туда
с легкой, сознаться, душой, чтобы не только найти и выбить дух из
Папы-духа, но и поправить морским бризом пошатнувшееся в развратном угаре
здоровье.
Если говорить серьезно, работа предстояла трудоемкая и ответственная.
Любая Система себя защищает, а та, которая основана на продаже белой, как
выражаются журналисты, смерти, и подавно. Мое воздушное отношение к
данному делу объясняется лишь профессионализмом и тем, что даже
приговоренный к повешению свыкается с этой некоммуникабельной мыслью. И в
ожидание верного узла на нежной своей вые любуется на зарешеченный
небесный лоскуток.


Пронзительный женский вопль выводит меня из столь оптимистических
рассуждений:
- Уб-б-били!
Человек я любопытный - прыгаю с полки. Пассажиры выглядывают из купе,
точно моллюски из раковин. Стучат колеса на стыках: убили, убили, убили! У
двери в лязгающий тамбур перепуганная проводница, у нее мятое, будто
подушка, лицо, на котором помечена малосчастливая жизнь на колесах.
- Тама, - сказала она.
В грязном тамбуре лежал человек. Его голова болталась в углу, черном от
донбасского антрацита. Колеса били на стыках: убили, убили, убили! Я
наклонился - человек икнул и открыл глаза, залитые недоброкачественным
свекольным самогоном. Я выругался, как горняк в забое. Поднял невменяемого
на ноги, прислонил к стене, позвал проводницу:
- Наряд бы вызвать?
- Ба! Свинья свиньей, - закричала та. - Ты что ж, скот недочеловеческий,
людей пугаешь. - И мне. - Я уж сама, вот не углядела гада ползучего, - и
поволокла пассажира.
Я хотел помочь, мне сказали, что помогать не надо. Я пожал плечами и
вернулся в купе, где три потные малороссийские тетки раздирали вареные
куриные трупики для последующего их внутреннего употребления.
Вот так всегда: рождаешься в надежде, что тебя востребуют, как героя, а
вынужден влачить незначительное существование в инфекционных испарениях
будней.


Тем временем, скорый закатился в нечистый пригород Дивноморска. Море я
пропустил. Оно пропало за городскими постройками, покрытыми
желудочно-ржавыми потеками неба.
Потом поезд, дрогнув, прекращает свой работящий бег. Галдящие пассажиры
толкаются в узком пенале коридора, их можно понять: они торопятся к
заслуженному отдыху на янтарном бережку или на белом пароходе, или на
шипучей волне с медузами, напоминающим термоядерные взрывы на полигоне
Семипалатинска в 1954 году.