"Анхела Валвей. Охота на последнего дикого мужчину " - читать интересную книгу автора

сокрыто нечто поразительное и безгранично благостное. Как и Аристотель, я
испытываю понятный ужас перед пустотой.
Если в конце концов Антонио Амайо все точно подсчитает и покончит со
мной, еще остается вероятность, что часть меня поднимется или спустится в
другое физическое, химическое или божественное измерение и окажется далеко
отсюда. Впрочем, это единственное, что я пока знаю. Пока.
Мне нужно написать, чтобы в случае моей смерти меня кремировали. Не
хочу, чтобы мое тело стало базовым материалом для якобы спонтанного
зарождения разных червей. Я знаю, что бальзамирование замедляет разложение,
которое так любил старик Аристотель. Но все же...
Если закрою глаза, я представляю себя мертвой, похороненной в холодной
могиле, ужасно одинокой, как бывают одиноки только мертвые, а потом
вспоминаю червей, которые как сумасшедшие сновали по колбасе, пролежавшей
пару лет, забытой в глубине одного из кухонных шкафов и полностью сгнившей.
Мы ничего не замечали, пока не пошел запах.
- Ты уже не пользуешься чистящим средством, Эла? - все время спрашивала
тетя Мари.
Запах гниения - это давнее, отвратительное и противное воспоминание,
которое меня мучает, не знаю почему. Наверное, это как-то связано с моей
работой в похоронном бюро, впрочем, я не уверена. Я обнаружила источник
мерзкого запаха, пошарив рукой по одной из высоких полок на кухне. Я не
могла разглядеть, что там. Я поочередно ощупывала все: заржавевшую
взбивалку, алюминиевые формы для тортов и пустые полиэтиленовые пакеты,
валявшиеся повсюду. Уже решив передвинуться и продолжить поиски на других
полках, я коснулась кончиком пальца чего-то влажного и ощупала - сердце
заколотилось. Я попыталась разглядеть, что это, поднявшись на цыпочки на
табурете, на котором стояла, но потом схватила это руками - гладкое и
подозрительно мягкое. Я с любопытством потянула на себя. Поднеся найденное к
глазам, я почувствовала волну тошноты, которая поднималась все выше, пока не
ослепила меня. Мой желудок был как переполненный стакан. В моих руках
бурлила жизнь, хотя я осознавала, что это не продукт спонтанной регенерации
(я уже изучила Пастера*). Маленькие червяки, бледные и темные, возмущенно
извивались. Крошечные светлые черви, похожие на мех горностая, погружали
свои дрожащие тела в испорченное мясо. Глядя на них вблизи, можно было
разглядеть кровь, текущую под прозрачной и тонкой кожей, неутомимо
движущуюся вверх и вниз по их маленьким, возбужденным телам. Я раздавила
одного из червей, и этот неожиданно звонкий звук показался мне невыносимо
гадким. Зов того, что не существует и что тем не менее нас призывает; что-то
древнее, коварное и неопределенное, чего нельзя не замечать. Подержав в руке
гниющую колбасу несколько секунд, я бросила ее на пол, издав, кажется,
победный крик, на который сбежались мои сестры и мать. Я снова посмотрела на
колбасу, лежащую посреди кухни на белом линолеуме, какую-то зловеще мрачную,
и все закружилось вокруг меня. Мне показалось, что я вижу поднимающийся над
ней отвратительный пар, слышу шум, треск, шепот, голоса, и меня вырвало.
Мама держалась стойко и уверяла, что страшного ничего не произошло.
______________
* Луи Пастер - французский ученый XIX века, основоположник
микробиологии.

Ладно, возможно, в этом и нет ничего страшного. Но никогда