"Мика Валтари. Черный ангел " - читать интересную книгу автора

болезни, которая уничтожила ее красоту. И госпожа Гита осознала, сколь
хрупка человеческая жизнь и сколь непрочно и обманчиво самое безоблачное,
казалось бы, счастье. Бог, словно в насмешку, низверг ее с небес на землю и
швырнул лицом в грязь. Видимо, на какое-то время она действительно лишилась
рассудка, но потом, выздоровев, по-прежнему продолжала вести себя как
безумная. Она делала это с горя, бросая таким образом вызов Богу и людям.
Госпожа Гита богохульствовала, молясь - и молилась, богохульствуя. Глаза ее
были колючими - и измученными. Нет, думаю, тебе этого не понять. Ей было не
больше тридцати пяти лет, но из-за своего лица она казалась иссохшей
старухой. Губы у нее всегда тряслись и когда она говорила, в кровоточащих
уголках рта выступала пена. Но ее глаза!
Анна Нотар потупилась и, слушая, крепко стиснула руки; ее
переплетенные пальцы побелели.
Солнечные лучи высвечивали красные и черные узоры на коврах. Евнух в
углу вытягивал сморщенную, бесцветную шею и вертел головой, глядя то на
меня, то на Анну; щурясь, он пытался прочесть у меня по губам, что же я
такое говорю. А я продолжал:
- Она накормила и напоила меня - сама же не сводила глаз с моего лица.
После того, как я побывал у нее несколько раз и побеседовал с ней, душа моя
преисполнилась невыразимого сострадания. Сострадание - не любовь, Анна
Нотар. Но любовь порой может быть состраданием - если один человек,
сжалившись над другим, дарит тому свою близость. Я хорошо помню, что еще не
знал тогда о ее богатстве, Я лишь подозревал, что она должна быть
достаточно состоятельной, раз о ней заботятся францисканцы. Она хотела
подарить мне новую одежду и велела отнести ее туда, где я жил; и еще
прислала кошелек, полный серебряных монет. Но я не желал принимать ее
подарков. Даже для того, чтобы доставить ей удовольствие.
Потом она однажды показала мне свой портрет, написанный в годы ее
молодости. Я увидел, какой была когда-то эта женщина, и наконец понял ее.
Бог полностью разрушил ее счастье, а потом заточил в адской темнице ее
собственного тела. И вот, встретившись со мной на мосту, она безумно
влюбилась меня и воспылала страстным желанием, хотя и не решилась сначала
признаться в этом даже себе самой.
Я замолчал и опустил глаза. А потом вдруг вскричал и волна горячего
стыда захлестнула мою душу
- Да, да - и хватит об этом! Я спал с ней, я сжалился над ней и
подарил ей свое тело, поскольку сам нимало не ценил его. Я делил с ней ее
ад и думал что совершаю доброе дело. Я провел у нее три ночи. А потом
продал все, что у меня было, письменные принадлежности и даже своего
Гомера, раздал деньги нищим и бежал из Флоренции.
Но разве можем мы противиться Божьей воле? Это я понял той же самой
осенью на горной дороге в Ассизи, - закончил я. - Госпожа Гита отправилась
вслед за мной в носилках. Ее сопровождали францисканский священник и
искушенный законник. Я был заросшим, грязным и всклокоченным. Она велела
мне помыться и побриться, одела меня в новый наряд. В Ассизи нас обвенчали.
Она ждала от меня ребенка и считала это святым чудом. И лишь тогда я узнал,
кто она такая - и какую петлю Бог затянул на моей шее. Никогда в жизни я не
чувствовал себя таким растерянным и беспомощным.
Я снова прервал свой рассказ. Мне надо было подняться. Я стал
вышагивать по комнате, посматривая сквозь зеленоватое стекло окон на