"Аркадий Ваксберг. Прокурор республики (Документальная повесть)" - читать интересную книгу автора

Вся сволочь объединилась, чтобы погреть руки на нашей беде.
Шантажируют, угрожают... Оттого я и настаиваю: максимум осторожности,
проверять все с двойной, с тройной придирчивостью, ни одного
недостоверного доказательства не принимать.
Крыленко полностью разделял опасения Ленина, понимая, как важно не
поддаться чувству, остаться в рамках бесспорных улик. Но ему, как и Елене
Федоровне, было трудно отказаться от тех выводов, к которым они пришли
после долгих раздумий, борьбы с самими собой, сопоставления всех известных
им фактов.
Личных впечатлений, наконец, которые иногда трудно обосновать, но
которые тем не менее иной раз важнее доводов рассудка.
Ленин словно прочел его мысли.
- Мы предъявляем члену партии обвинение в тягчайшем преступлении. - Он
резко повернулся к Николаю Васильевичу, бросил на него быстрый,
проницательный взгляд. - Вы убеждены, что обвинение справедливо? Хорошо...
Можно ли на этом основании назвать человека предателем? Один прекрасный
коммунист, не буду называть его имени, тоже клянется, что Малиновский -
провокатор. Даю, говорит, голову на отсечение. А я отвечаю: "Даже ваша
голова, дорогой товарищ, не заменит одной, всего только одной, пусть хоть
самой крохотной, но достоверной улики".
- Разве мало улик? - Розмирович стала перечислять все, о чем она уже
писала в ЦК. Добавила и случай с письмом, которое кто-то подложил в
чемодан перед ее отъездом в Харьков. - Вспомните эти вечерние визиты то к
Родзянке, то к Волконскому. Отчего же теперь, когда лидером фракции стал
Петровский, никто не зовет его на совещания и приемы?
- Штрихов много, - сказал Ганецкий, - а картины не получается. Как в
известной поговорке: даже из ста кроликов нельзя сделать хотя бы одну
лошадь. - Он порылся в папке с бумагами, достал письмо. - Вот и Петровский
считает, что доказательств против обвиняемого нет. И это после того, как
тот наговорил про Петровского кучу мерзкого вздора.
- У каждого своя мораль, - заметил Крыленко.
...Малиновского пригласили на очную ставку с его бывшими товарищами по
работе. Он вошел уверенным шагом - улыбчивый, благоухающий, даже попытался
изобразить радость от встречи, но быстро сник, начал плакать, размазывая
слезы кулаком по изрытым оспинками щекам.
- Что же заставило вас сбежать с поста, который доверила вам партия? -
спросил Ленин.
Всхлипывая, Малиновский начал говорить о каких-то личных историях, об
усталости, о нервах.
- Товарищи были ко мне несправедливы, - тщетно ища сочувствия,
простонал он.
Он стал лить грязь и на тех, кто был далеко, и на тех, кто сидел рядом.
- Какая низость!.. - воскликнул Крыленко.
Малиновскому предложили уйти.
...Долго молчали. Всем было не по себе. У каждого мог быть свой взгляд
на обвинение, предъявленное бывшему члену ЦК, но в любом случае эта темная
история оставляла горький осадок. Было ощущение, что прикоснулись к
какой-то грязной и липкой тайне, которую хочется познать, но вместе с тем
и отойти как можно дальше, чтобы не замараться.
- Товарищи, - сказал Ленин, - я думаю, пора отделить бесспорное от