"Наум Вайман. Щель обетованья" - читать интересную книгу автора

мстительный, смахивал на мой "подарок" Инне в Москве, о том эпизоде я ей
рассказывал. Развеселил меня жест. Было бы недурственно, если б женщины
так высоко ценили мои "услуги". Все же первый порыв был - вернуть с
возмущением, небось, этого и ждала, тем более что в машине, по дороге,
отнекивался. Но я порыв обуздал. Что ж, поиграем в месть - взял денежки.
Да-с, в хозяйстве пригодится. Возникшая было легкая напряженка мне даже
понравилась - а то все слишком безоблачно. Что явный признак
необязательности. Ну вот, а когда прибыл в Тель Ноф, то оказалось, что
мобилизовали весь полк, и маленькими партиями распределяют по всей
стране. Я взвыл, но не помогло, Тель Ноф был забит блатными, а меня
упекли в Димону, боялся, что бросят на Реактор, но оказался в этой дыре,
сначала была еще надежда, что раз глухня - будет вольготно, но не тут-то
было. Дыра оказалась несговорчивой, плюс некомплект, не говоря о жаре.
Прибыли мы вообще только вшестером, потом остальные несколько дней
подтягивались, командир целый день ругался по телефону, когда прибыл
десятый, я дал д°ру домой, договорившись с ребятами, в счет очередной
увольнительной, и утром следующего дня мы опять завалились в "Р.-А.".
Потом - Музей, я похвастался коллекцией Блюменталь, недавно Музею
завещанной, будто сам собирал и завещал. Выставку фотографий Шерман,
она, оказывается, видела перед отъездом. Поразилась совпадению, придавая
ему мистический смысл. Потом мы спустились в буфет и съели по круасону с
кофе. За стойкой шустрили две разбитные девки. Она спросила, имея в виду
их явно славянскую внешность: "Как они сюда попали?" "Тут один чиновник,
- усмехнулся я, - спрашивает совершенно русскую семью, которая пришла в
евреи записываться: а вы, извините, как к евреям относитесь? А мы,
говорят, к евреям очень хорошо относимся." Вечером я еще поехал на
пленум ЦК. Тхият аметим /воскрешение мертвых/. Мертвые собрались почти
поголовно, и все жаждали воскрешения. Во что бы то ни стало. Ради
страны, которая в опасности. Даже корреспонденты сбежались, слышалось
нежное пощелкивание фотозатворов. Проплыл между рядами в салюте
фотовспышек жабообразный Нееман с супругой, отвлекся на часок от своих
важных научных дел, дабы дать напутствие. В нашей компании он чувствовал
себя непринужденно (процент лиц с высшим техническим у нас был
неизмеримо выше, чем это принято в среднем, да и в высшем, эшелоне
партийных активистов), любил рассказывать, как почти получил Нобелевскую
по физике за открытие кварков, такой интеллигентный и обходительный,
явная редкость в нашем парламентском зверинце, и, увы, именно в силу
этого, совершенно не подходящий на роль лидера партии. Яша вел собрание,
и чувствовалось, что Нееман хотел бы видеть в нем своего преемника. Увы,
опоздала задумка, второе или третье место в списке для "русского", как я
скандально требовал перед выборами, хоть лично в Яшу и не влюблен
(брезгливый индивидуалист), может быть и дало бы возможность проскочить
процентный барьер. Яша бодро вел последнее сборище партии, сыгравшей в
ящик для избирательных бюллетеней, явно упиваясь своей новой ролью.
Благообразен, борода, как у Герцеля. Но когда он вынес на голосование
проект постановления, включающий, кроме прочего, массовую кооптацию в ЦК
всяких своих людишек, пытаясь погреть руки на полураспаде партийного
ядра, старые кадры встали на дыбы. Но Яша уперся: либо - либо, Нееман
поддержал, начался местечковый базар, я сдуру, одно оправдание, что
зверски устал и не ел целый день ничего, кроме круасона, ввязался против