"Томас де Ваал. Черный сад (Армения и Азербайджан между миром и войной) " - читать интересную книгу автора

13 февраля, то есть за неделю до решения областного совета, группа
карабахских армян провела на площади Ленина другое беспрецедентное
мероприятие - несанкционированный политический митинг. Собравшись на
площади, несколько сот человек потребовали воссоединения Нагорного Карабаха
с Арменией. Толпу митингующих окружило двойное или тройное кольцо милиции,
но милиционеры были местными армянами. Заранее предупрежденные о предстоящем
митинге, они не вмешивались.
Организаторы митинга намеренно подгадали день его проведения так, чтобы
он совпал с возвращением делегации творческой интеллигенции армян Карабаха
ездившей в Москву с петицией. Возглавляла делегацию местная актриса, армянка
Жанна Галстян. Она первой выступила перед митингующими с короткой и яркой
речью. "Выйдя сюда, карабахцы убили в себе раба", - с воодушевлением заявила
она (2). В ответ толпа стала скандировать по-армянски: "Миацум" -
"Единение". Это слово стало символом карабахской политической кампании.
У организаторов митинга были все основания бояться. Трудно припомнить,
кто и когда в Советском Союзе осмеливался бы организовать политическую
демонстрацию. По крайней мере, два активиста впоследствии признались: они
пребывали в полной уверенности, что их арестуют (3). Во избежание возможных
арестов, они сочинили лозунги, из которых явствовало, что участники митинга
являются лояльными советскими гражданами, действующими в духе гласности. На
транспарантах, которые несли митингующие, было: "Ленин, партия, Горбачев!"
В те февральские дни 1988 года многие советские руководители вдруг
осознали, что стоят на ногах совсем не так твердо, как им казалось. Две
составные части коммунистической партии открыто спорили друг с другом, и
московское руководство быстро пришло к выводу, что мятежников нельзя
сокрушить привычными силовыми методами.
Применив на практике дух новой горбачевской терпимости, Политбюро
объявило лидерам азербайджанской компартии, что они должны действовать
исключительно "партийными методами" - убеждением, а не силой, - чтобы
погасить конфликт. Горбачев также принял решение, что ни местным карабахским
армянам, ни азербайджанским республиканским силам безопасности нельзя
доверить восстановление порядка в регионе и направил из соседней Грузии в
Карабах батальон мотопехоты 160-го полка внутренних войск МВД СССР.
Впоследствии оказалось, что контингенту внутренних войск МВД пришлось
пробыть там почти четыре года (4).
В Степанакерте тем временем митинги становились все громче. Через
неделю после первого митинга на площади Ленина собиралось уже несколько
тысяч человек. Жанна Галстян вспоминает, с какой почти религиозной
экзальтацией люди освобождались от страха, укоренившегося в душах советских
граждан. По ее словам, "все проходило очень спокойно, люди стояли, как на
церковной службе".
Московский политолог, армянин Александр Искандарян, выезжавший в
Степанакерт, чтобы стать очевидцем происходящего, говорит, что обнаружил там
"стихию" в действии: "Я увидел нечто стихийное, я увидел сгусток энергии,
которую можно было направить в любом направлении. На самом деле, поначалу
конфликт протекал в очень спокойной формеЗ Это было просто удивительно. Я
никогда не видел ничего подобного в Советском Союзе - да и нигде больше"
(5).
Однако в Нагорном Карабахе проживали не только армяне. Примерно
четверть населения - около сорока тысяч человек - составляли азербайджанцы,