"Н.Н.Урванцев. Таймыр - край мой северный " - читать интересную книгу автора

Но ведь могут быть и исключения. Металл на морозе сильно холодит пальцы, и
при длительном пути есть риск отморозить не только палец, но и всю кисть.
Отправляясь в дальний путь, жители Дудинки - я знаю - снимали кольца. То же
возможно вопреки своему обычаю, вынужден был сделать и норвежец.
Наиболее вероятно, что часы также принадлежали погибшему. Едва ли его
спутник стал бы брать чужие, пусть даже именные часы. У него, конечно, были
свои, а если и взял бы, то у погибшего мы нашли бы двое часов.
За неимением гроба положили останки в ящик и похоронили тут же, немного
выше по склону, обложив ящик камнями в виде невысокого холма. Рядом
поставили столб из плавника с памятной доской (Прим. В 1958 году останки
норвежца были перенесены на верх мыса и над могилой поставлен памятник в
виде глыбы гранита на пьедестале). Отдав последний долг погибшему, стали
срочно собираться в путь по Енисейскому заливу, догонять речные пароходы.
2 сентября, распростившись с гостеприимными зимовщиками острова Диксон,
отплыли дальше. Плывем по-прежнему на веслах. Осенью муссонные ветры с
северных румбов переходят на южные опять-таки нам навстречу. Гребем, не щадя
сил. Около бухты Широкой встретили лодку с промысловиком Фроловым и с его
женой, они зимуют ниже, в бухте Омулевой. Фролов сообщил, что пароход
"Ангара" с лихтерами сейчас стоит в Шайтанской Курье, рыбаков уже собрали, и
караван собирается идти вверх. Ночуем в бухте Широкой. Утром подул почти
штормовой северный ветер - для нас попутный. Надо плыть, хотя лодка
ненадежна, битая. Решили рискнуть. До Курьи километров 60, на веслах
"Ангару" можем не догнать. Как только вышли из бухты на простор залива и
поставили парус, лодка рванулась, как конь, нужны были сила и сноровка
Бегичева, который сидел с кормовым веслом, чтобы держать лодку по курсу и не
давать ей "рыскать". В 16 часов 7 сентября подчалили к лихтеру. Оказывается,
караван становился из-за штормовой погоды и уйдет, как только шторм тихнет.
На лихтере находилась промысловая экспедиция Красноярской ихтиологической
лаборатории. Ее начальника А.И.Березовского я хорошо знал. С лихтера нас
заметили издалека, но были полном недоумении, что за судно идет. Рефракция
значительно увеличивала размеры лодки и особенно паруса. Им казалось, что
идет какая-то парусная шхуна, спорили только: из Архангельска или из-за
границы. Нам они устроили торжественную встречу. Совершить 1000-километровый
поход на рыбачьей лодке на веслах - дело нелегкое.
Наши съемки позволили теперь надежно, по сетке определенных нами
астрономических пунктов, составить карту реки Пясины, озера Пясино и реки
Норилки. Была установлена их судоходность для судов с осадкой до двух
метров. В основном выяснено геологическое строение берегов Пясины и гор
Бырранга при их пересечении рекой. Здесь обнаружены признаки присутствия
каменного угля и других полезных ископаемых.
По возвращении в Томск в Сибирское отделение Геологического комитета
собранные материалы были обработаны и составлен атлас судоходности реки
Пясины, переданный для пользования Комитету Северного морского пути. Этот
атлас стал основой дальнейших более детальных исследований гидрографами
Пясинской водной системы.
По прибытии в Дудинку я встретил там Г.Д.Красинского, который
знакомился с работами Комсеверпути и должен был вскоре выехать в Москву. Ему
я передал почту Амундсена вместе с докладом о находке этой почты и останков
погибшего норвежца. Я просил сдать все материалы в Наркоминдел СССР для
срочной пересылки в Норвегию.