"Николай Устрялов "Реест коллекции документов войны, революции и мира"" - читать интересную книгу автора

применима к явлениям большой истории и большой политики. Не следует
смешивать функций верхней и нижней частей тела.
По-прежнему я не вижу силы, способной заменить в современной России
советскую диктатуру. По-прежнему я думаю, что эта диктатура исторически
является варварской формой самосохранения и развития нашего варварского
народа. Нашему брату, старому интеллигенту, вкусившему дореволюционную
сладость жизни, особенно чувствительны шипы режима; не спорю, чувствуют их
и не только интеллигенты. Но, кроме шипов, режим имеет и свои сильные,
очень сильные стороны.
Нельзя не радоваться, следя по иностранной прессе за ростом международного
престижа нашего государства. Эту основную интуицию "устряловщины"70 я и
доселе считаю вполне предметной. Больше того, - время ее оправдывает.
Вянут интернационалистские иллюзии революции, - четче и жестче
обрисовываются черты ее национально-государственного облика. Подлинный
национал-социализм цветет не в Германии, а именно у нас.
Тяжелее, спорней, сомнительней крестьянская политика диктатуры. Но...
чтобы "порадовать Вас громким голосованием", нужно было бы иметь в кармане
секрет спасения. Его нет ни у меня, ни, думаю, у Вас. Остается
рассчитывать на внутренние силы страны и внутреннюю имманентную логику
процесса. Ужасы второй аграрной революции в этом году как будто начинают
уже смягчаться. Кое в чем подались назад, кое-что усвоено из нового. C'est
la vie.71
Как видите, я не кричу о "войне до победного конца". Но меньше всего
склонен обернуть этот лозунг и в другую сторону: мол, советский Карфаген
должен быть разрушен72. Нет, никакого проку из его разрушения не
проистекло бы.
Не только "ноги", но и "сердце" людей нашего типа отталкивается от
многого, что творится там. В этом наша большая личная драма: мы не
способны "задрав штаны, бежать за комсомолом"73. Но разумом приходится не
только "понять и прощать", но даже и "оправдать"... не то и не се, а "все"
en bloc74. Раньше это "оправдание" выходило у меня бодрым и бравурным,
теперь оно окрашивается грустно-лирическим тоном и некой жалостью к самому
себе (нам, видно, суждено остаться на отлете), - но оно не перестанет от
этого быть менее сознательным. И теперь, когда здесь кругом липовые
совграждане гуртами стремятся, учитывая обстановку, бежать по пути
Вонсовича 29 г.75, - я не только из приличия, но и по крайнему своему
разумению остаюсь при старых, Вам известных позициях...


Письмо
Циндао, 30 августа 1934 г.

Дорогой Николай Васильевич.

Спасибо Вам за Вашу книгу76, присланную мне Вами со Штирнером77. Покаюсь
Вам откровенно: произвела она на меня крайне тягостное впечатление. И по
тону и по нацелке напомнила она мне письма Сталину78 от кающихся
коммунистов неудачного уклона, как обязательное условие приема вновь в
партию. Что ж? Может быть, Вам и впрямь пора подумать о безболезненном
возвращении в СССР. Ведь эмигрировать и не быть "эмигрантом" можно только