"Сергей Устинов. Неустановленное лицо " - читать интересную книгу автора

назад, на первом курсе мы со Стасом мечтали, что станем адвокатами. То есть
я еще сомневался, не заняться ли мне научной работой где-нибудь в институте
права, но Стас, тот был уверен - только адвокатом! Имена Плевако,
Спасовича, Карабчевского и Урусова кружили нам головы... Я удивился этому
неожиданно всплывшему из глубины воспоминанию, но тут же сообразил, зачем
услужливая не в меру Мнемозина подсовывает мне его. А ведь и впрямь, не
случись тогда этой дурацкой мальчишеской истории с портретом подонка
Кошкодамова, нас не выперли бы с юрфака. И сейчас, быть может, мы,
окруженные всеобщим уважением, сидели бы на своем месте в зале суда, с
умным и ироничным видом слушая прокурора, сами готовясь произнести
блестящую защитительную речь...
Я искоса кинул взгляд на сердито насупленного Северина. Дуйся, дуйся!
Идея-то с портретом была твоя! Нет, сама по себе она хорошая была идея,
благородная. (Хотя теперь я все сделал бы иначе.) Но с факультета нас
понесли. И когда мы уже паковали чемоданы, причем - в буквальном смысле -
собрались в Приморье, устраиваться матросами на траулер, мысль остаться и
пойти работать в милицию, постовыми в отделение, пришла в голову тебе же,
Стасик! Вот почему сегодня мы не сидим в удобном адвокатском кресле, не
прокладываем по карте курс на Азорские острова (мое представление о
романтике), а сломя голову несемся по жаре неведомо куда искать неведомо
кого, неведомо из-за чего совершившего страшное преступление. Несемся,
подозревая, что в ближайшее время нам будет не до отдыха, а тем более
развлечений. Так что, не обессудь: придется пианистке поискать себе другого
кавалера.
Справившись у прохожих, Северин свернул в подворотню и, осторожно
объезжая какие-то рытвины, траншеи, нагромождение труб, покатил по широкому
московскому двору, окруженному разномастными и разнокалиберными зданиями.
Дом, нужный нам, стоял в глубине, заслоненный старыми корявыми тополями, и
имел совершенно нежилой вид. За слепыми грязными окнами, кое-где с выбитыми
стеклами, не было ни занавесок, ни абажуров, подъезд зиял сорванной с
петель дверью.
Пейзаж оживляли только "канарейка" из отделения и наш "рафик" с
Петровки, на котором прибыла дежурная бригада. Несколько женщин, ребятишек
и один старичок молча стояли вокруг. Мы вышли из машины и вошли в парадное.
Старший сержант, сидящий на ступеньках, при виде нас вскочил и надел
фуражку. Мы показали свои удостоверения.
- Третий этаж, направо, там увидите, - отрапортовал он.
По сравнению с улицей на лестнице было прохладно, почти сыро и
совершенно темно. Мы поднимались, осторожно держась за перила, нащупывая
ногами каждую ступеньку.
- В такой обстановке просто грех кого-нибудь не прихлопнуть, -
проворчал Северин. - Хоть бы переноску догадались повесить.
На площадке третьего этажа стояли и курили зам по розыску из отделения
Дима Балакин и с ним кто-то из его сыщиков. Я молча пожал им руки, а
Северин сурово сказал:
- Лестницу осветите. Сейчас Комаров приедет, ух, он вас! - и пошел в
распахнутую настежь дверь квартиры.
Здесь освещения хватало: стояли две лампы на треногах. Из одной двери
выпадала полоска дневного света, слышались гулкие голоса.
Это, конечно, была коммуналка - длинный коридор, где-то вдалеке