"Лев Васильевич Успенский. Записки старого петербуржца " - читать интересную книгу автора

называемом "саботаже". Он тотчас же поступил на работу в тогдашнее Городское
самоуправление; в те дни мэром города стал М. И. Калинин. Спустя недолгое
время В. В. Успенский оказался одним из основателей и руководителей Высшего
геодезическою управления в Москве, созданного по декрету, подписанному В. И.
Лениным. Десятилетие спустя, в 1931 году, он и скончался на этом же посту,
весь в работе, весь в далеких планах и замыслах...
Пожалуй, стоит сказать об одном семейном курьезе. Все семь братьев отца
были "межевыми инженерами", все кончили один и тот же Константиновский
межевой институт в Москве, на Басманных.
И в двадцатых годах во главе ВГУ, Высшего геодезического, оказались
сразу три брата Успенские - Василий, Алексей и Тихон Васильевичи,
руководившие там каждый своим отделом. Отец был признанным главой этого
"клана".
И тем не менее дома, в семье, он всегда отходил на второй план перед
мамою: так уж сложились их отношения. Это не тяготило его и не смущало нас,
детей. Но в силу этого мир тех годов являлся мне не столько через отцовское,
сколько через материнское посредство...
Хотя как сказать - через материнское... Наряду с мамой на нас сильно
влияла и бабушка. И няня, вырастившая нас и маму. Влияли и деревенские
ребята, наши приятели по летам в Псковской губернии. Влиял весь мир. И может
быть, поэтому, как я теперь понимаю, довольно рано я начал уже
"выпрастываться" из-под этих разных влияний. И по мере этого мягкое и почти
"бесшумное" влияние отца начало сказываться все сильнее.
А что до любви, то любил я их обоих одинаково.

Казарма, тюрьма, покойницкая ...
Нет, я не собираюсь этими словами характеризовать ни то время, ни
тогдашний мир. Это было бы беззастенчивым перекрашиванием прошлого в цвета,
которые я мог бы увидеть в нем только из далекого будущего. Мир тот был
очень ласков ко мне; мое детство было чистым, тихим, благополучным. Я
созерцал окружающее в общем сквозь розовые очки.
Но вот с чего я хочу начать. Когда мне было около пяти лет, меня каждый
день водили "гулять". Обычно местом этого священнодействия были два сада -
Академический, за корпусами Военно-медицинской, и "Нобелевский", у Народного
дома Нобеля (на Нюстадтской), куда пускали "по билетам" *.
* Народный дом Нобеля - нечто вроде клуба для рабочих
машиностроительных заводов "Людвиг Нобель", филантропическое учреждение.
"Нобелевский сад" - огороженный клочок земли за Народным домом, с катком и
ледяной горкой.

Но и тому и другому я предпочитал "пейзаж иной". Там, где тогдашний
Ломанский переулок упирался в конец Нижегородской улицы, было в те времена
нечто вроде маленькой захолустной площади. Слева на ней высилось
красно-кирпичное, как весь почти тогдашний Питер, здание казармы, с
плац-парадом и традиционным полковым козлом, с утра до ночи гулявшим по его
песку... Иногда там занимались строевым учением "солдаты". Теперь-то я знаю,
что казарма эта была не совсем обычная - казарма Михайловского
артиллерийского училища: вероятно, в ней стояли не юнкера, а нижние чины из
персонала учебного заведения. Но тогда люди в гимнастерках и с винтовками
были для меня все равны, все - солдаты.