"Лев Васильевич Успенский. Записки старого петербуржца " - читать интересную книгу автораотца. Злую волю отца всегда можно заменить. Чем? Доброй волей мужа. Но для
этого надо одно: выйти замуж. Как - замуж? Передовой девушке, мечтающей то о карьере оперной певицы, то о жизненном пути женщины-врача? И вот так просто: взяла и вышла замуж? Как все? Думаю, что это придумала мама: похоже на нее. Было в те годы такое благородное обыкновение: притесняемая родителями, девушка рвала путы, вступая в фиктивный брак. Это было совсем не то, что простое, пошлое замужество! Это говорило об идеалах, о дружбе, о самопожертвовании, о стремлении отдать всю себя общему делу... Мой отец проявил себя сущим Талейраном. Он согласился и на фиктивный брак. Все было сделано, как в лучших романах: венчались не в одной из петербургских мещанских церквей, - в Териоках, за границей "свободной" страны - Финляндии! На кольцах были вырезаны одинаковые девизы: "Свобода - прежде всего" (они не помешали в дальнейшем бурным сценам ревности, теснейшей привязанности на десятки лет; не помешали и маминому полному главенству в семье). Вступив в Териоках в фиктивный брак, молодая чета в маленьких, но отнюдь не фиктивных вагончиках Финляндской железной дороги, где над каждой дверью висели пожарные топорики и кирки - на всякий случай - и во всех купе было написано по-фински: "Ala silkea latialla!" ("Ты не плюй на пол!"), приехала в Петербург. Уже не в Басков переулок, а на соседнюю Бассейную улицу. К Мальцеву рынку. От этого фиктивного брака полтора года спустя родился на этой Бассейной я, а еще через два года - уже на Тверской - мой брат Всеволод. Это все было нужно рассказать, чтобы читателю была понятна "расстановка Мать-дворянка, человек очень талантливый и живой; ее фантазия неустанно работала; ее тянуло к широкой - в тех масштабах, какие тогда были доступны жене инженера и чиновника, - общественной деятельности. Она вечно училась на всяких, рождавшихся тогда как грибы, курсах - литературных, санитарно-просветителъных; занималась пением с хорошими педагогами; вступала во всевозможные общества... Как я себя помню, ее непрерывно приглашали выступать на всяческих благотворительных концертах в самых различных студенческих землячествах. В нашем доме постоянно происходили встречи этих студентов, назначались "явки", хранились самые разнообразные документы. Это было возможно и удобно потому, что отец, знающий инженер, человек серьезный и широко образованный, из года в год поднимаясь по служебной лестнице, скоро достиг достаточно твердого положения, чтобы за его спиной шумно-оппозиционная юность, близкая к маме, чувствовала себя в достаточной безопасности. Ни мать, ни отец не были ни в какой мере революционерами. Но, как многие интеллигенты тех дней, они были от души искренними "болельщиками" за все новое, за все прогрессивное" передовое. Грядущая революция входила для них в понятие прогресса. Взгляды их, далекие от подлинной и активной революционности, становились тем не менее все более и более радикальными. Теперь я могу утверждать, что среди первой полусотни слов, открывавших мое лексическое богатство к четырем или пяти годам моим, два таинственных, однако непрерывно звучавших вокруг меня, слова представляли очень существенную его часть. Эти слова - значения их я, разумеется, совершенно не понимал - были: |
|
|