"Лев Успенский. Шальмугровое яблоко (Сборник "Ф-72")" - читать интересную книгу автора

так просто ответить на это...
Поднеся золотистый шарик к довольно крупному носу своему - "У тебя
кавказский нос!" - говаривала, бывало, жена, Маруся, - он еще раз понюхал
тонкую кожицу у деревянистого торочка... Странный запах! Очень странный,
ни на какой другой не похожий, тонкий, горьковато-сладкий, самую капельку
терпкий душок... Когда, где, при каких обстоятельствах мог он слышать
раньте подобный запах? Совершенно ясно - никогда... Но почему же?..
Он еще раз прочитал надпись на бумажке: "Это - первое. В день третьего
ты придешь ко мне, Золотоликая!"
Он нахмурился. Как это понять? "Золотоликая" - это что, подпись или
обращение? Кто придет? Кто-то к Золотоликой или Золотоликая к кому-то? Так
начеркано, что очень трудно разобрать: после "придешь ко мне" - точка или
запятая? Да и бумага не для писания: какая-то вроде как гофрированная, и
похоже, не то японская, не то китайская...


Был осенний, но еще очень теплый вечер. Быстро темнело и смеркалось,
однако золото и кровь заката еще ярко отражались в водах обеих Невок. И
если бы кто-нибудь со стороны посмотрел на тихую воду речных протоков, он
увидел бы, как над нею по невысокому берегу шагает, отображаясь в ее
глади, высокий, "прилично одетый" человек. Можно было душу прозакладывать,
что это обычный советский гражданин, двигаясь вдоль берега Средней Невки,
торопится встретить свой - безусловно, самый обычный, ничего особенного с
собой не несущий, - завтрашний день.
Знакомые удивились бы: смотрите, Андрей Андреевич! Симпатичный дядя,
хотя и службист. Тихоня, малоразговорчивый, любитель разных там Шерлоков
Холмсов да Луи Буссенаров, год рождения одна тысяча девятьсот четвертый...
Кто-либо в Ленинграде когда-нибудь видел Андрея Коноплева торопящимся?
Бухгалтер; у него каждая минута заблаговременно рассчитана...
Сам А.А.Коноплев тоже давно уже не помнил себя бегущим. Был один такой
случай под Каховкой... Но ведь это было в 1919 году, в отрочестве, во дни,
когда над мальчишкой грохотала гражданская война... Значит, и было-то
вроде как с другим человеком...
Нет, Андрей Коноплев никогда никуда не бегал ни в прямом, ни в
переносном смысле слова. Побуждение такое было двадцать лет назад,
накануне записи в загсе с Марусей, но и то не осрамился, не разыграл
Подколесина, и, в общем-то, правильно сделал... Да, можно прямо сказать,
что с того времени, с двадцати двух лет, с 1926 года, так уж - шагом
идущая - сложилась вся его жизнь: просто, прямо, неторопливо, без всяких
особенных приключений и тайн, если не считать тех, которые он вычитывал из
потрепанных страниц старого Конан-Дойля или с большим трудом, из-под полы
доставаемого, изданного до войны в Латвии или Эстонии лондонского
борзописца Уоллеса.
Вокруг коноплевской квартиры бушевали бури, вздымались волны, гремели
громы. Мир кипел, а семья Коноплевых плыла через бурные тридцатые годы
тихо и просто, как судно, попавшее в штилевой центр тайфуна...
Андрей Андреевич быстро опустил руку в карман в смутной надежде... Нет,
яблоко лежало на месте: это не был сон. Случай? Престранный случай, черт
возьми. И почему контр-адмирал так прореагировал: "Вы что, разбогатели
очень?" Шальмугровое яблоко?! Что это - сорт такой новый? А кроме того,