"Лев Успенский. Шальмугровое яблоко (Сборник "Ф-72")" - читать интересную книгу автора

правильный, гладкий шрам в виде пятиконечной звезды. Но лихорадка не
проходит: к ночи сил у меня почти не остается, и бедный мальчик Ки-о-Куак
смотрит на меня беспомощными черными глазами.
Мы одни. Впрочем, вчера под вечер сквозь завесу жестких листьев из реки
внезапно вышел и, поводя коротким хоботом, остановился на песке, небольшой
тапирчик, молоденький самец, почти черный. Я выстрелил, даже не успев
прицелиться. Он упал как подкошенный. Дня три, если мясо, которое Ки,
тщательно завернув в большие листья, зарыл глубоко в песок, не протухнет,
мы будем сыты.
Самое тягостное то, что с моего песчаного теплого ложа все время виден
там, в конце зеленой тенистой долины, похожей на слегка извивающуюся
просеку, в двух или трех десятках километров отсюда, блестящий базальтовый
конус, Гора, Вулкан Голубых Ткачиков. Днем он отражается порой в
мутно-зеленой глади Хо-Конга. Лунными здешними ночами (теперь полнолуние)
что-то, какие-то изломы на его вершине сверкают, как хрусталь в серебре.
На его обращенном в нашу сторону скате лежит синяя треугольная тень -
священная долина Тук-кхаи. Если бы мы добрались до нее, мы были бы
спасены, ибо там уже царит Золотоликая. А по ту сторону вулканического
конуса, в долинах центральной возвышенности острова, если верить
рассказам, и растет целыми рощами она - шальмугра. Все дело только в том,
чтобы они добрались до этих мест. Все дело только в этом.
23-е. Вчера произошло чрезвычайное событие. Среди бела дня два солдата
хозяев острова. Пришельцев, должно быть не заметив меня, кинулись из
зарослей на Ки, который возился у воды с пойманной рыбой. Судьба хранит
нас: я не спал и не метался в лихорадке в этот миг. Одного я убил наповал
(позже Ки столкнул его тело в реку), другой же, вскрикнув, уполз за
лиановую завесу. До вечера он все еще стонал там, но стоило о-Куаку
пошевелиться, как пуля свистела мимо него. Ночью он умер, и Ки с диким
злорадством показывал мне жестами, как его тело гложут там, в зарослях,
рыжие муравьи.
Нас они обглодали бы точь-в-точь так же, не убей я этих двоих... В
полдень я поступил согласно с нашим уговором: я отправил юношу наперерез
предполагаемому пути второй группы. Если допустить, что Светлов и
Абрамович разминулись с лекарственниками, то, может быть, мальчику,
который в римбе как рыба в воде, удастся наладить связь либо с самим
Светловым, либо со второй группой, либо же, в конце концов, с Тук-кхаи
сторожевых постов на склоне горы.
Милый мальчик разделся до набедренной повязки и ничего не взял с собою.
Ничего, кроме кривого ножа.
Прощаясь, он долго жал мне руку, смотрел в глаза, убедительно, но
непонятно говорил что-то. Слов я не понял, смысл дошел до меня: он просил
верить ему; он уверял, что спасет меня.
Потом я остался один: невеселое чувство! Вечереет. Первобытные тени
римбы, девственного леса здешних островов, удлиняются, становятся гуще и
влажнее. Неразборчивый ропот, таинственные голоса раздаются отовсюду.
Глухо квакают огромные лягушки "лухлух". Кто-то жалобно взвизгнул за
деревьями: кому-то там, в гуще леса, пришел карачун. Пахнет жирно, пряно,
нелепо: так могло бы пахнуть в магазине, в котором рядом открыты
плодоовощной, цветочный и парфюмерный отделы, да тут же устроена и
выгребная яма...